тяжкий жребий проклиная,
знай, — за крайнею чертой
не случится жизнь иная.
только старец с бородой,
что совковая лопата,
в дланях длинное весло,
не за совесть, но за плату,
чёлн, гружёный тяжело,
по притокам ахерона
направляет в царство тьмы.
где, по жанровым законам,
навсегда осядем мы.
где ни звука нет, ни света,
льётся скорбная печаль,
да орфей, и. о. поэта,
клянчит в пропуске печать.
но мандат его просрочен,
раскурочен инструмент,
сам бессвязное бормочет,
словно нюхал клей момент;
но, в краю теней и мрака,
безусловно, решена
участь всякого, и, всяко,
причитаньям грош цена.
это только в дольнем мире:
выйдешь к роще у реки,
вдаришь чувственно по лире,
ляпнешь в рифму две строки.
глядь, — несут венок лавровый
и торжественный нектар, —
ювелиру, дескать, слова
за его бесценный дар.
а уж как велись пейзанки —
норовили всё в гарем.
правда, как-то раз по пьянке
упромыслили совсем.
и возврата нет к былому,
как пощады ни канючь, —
скажут: что ещё за клоун,
да запрут на дальний ключ.
полусонной станешь тенью,
молчаливой и пустой,
уподоблен привиденью,
лёгкой дымке над водой,
по которой древний старец
бодро шлёпает веслом.
хрен чего от нас останется,
никому не повезло.
