Новый Раскольников | страница 22



холодными тугими вечерами
какими обоюдными словами
полосовать
я точно знаю сколько это ноль
помноженный на значимость момента
делить на бесполезность аргументов
плюс алкоголь
я слышу что скрипит пустой трамвай
на этом ежедневном повороте
о чём молчит звезда твоя напротив
скажи давай

«сугробы оседают ощутимо…»

сугробы оседают ощутимо,
в промозглом стылом воздухе весной,
грядущей, веет. обсуди со мной
нюансы бытия в окрестных риму
микрорайонах. снег, подобно гриму,
скрывает шрамы. коркой ледяной
покрыты тротуары. мир иной
мерещится, когда несётся мимо
поток, сплошной автомобильный, леты
подобие, — нырнешь в него, и, где ты
окажешься в итоге, не дано
предугадать. перебирай монеты
в кармане, в ожидании рассвета.
на остановке в семь ещё темно.

По чёрной ветке

1.
прыг — на рельсы.
вжик — голубой вагон, —
словно целился:
скрежет, кровища, гомон.
любопытные
с края платформы — вниз,
ненасытные
до зрелищ — «а что случилось?»
2.
по чёрной ветке мёртвого метро
туда где в клетке щурится хитро
в гардинном полумраке злая птица
пора тебе мой ангел возвратиться
она смеётся хрипло обо мне
не обращай внимания и не
грусти о том что в жизни не сбылось
я тоже всё прощу тебе авось
3.
уйдёшь в иное измерение,
придёшь к идее умирания,
к необратимости забвения,
к необходимости заранее
изъять решительно из памяти
былое, вычеркнуть из прошлого.
по новой выучиться грамоте,
и вот, глядишь, уже наброшена
на зеркало тряпица белая,
вода на угол дома вылита.
мы всё с тобой, как надо, сделали,
готовься: сорок дней до вылета.

«уже и не вспомнить, когда это было…»

уже и не вспомнить, когда это было —
месяц, число.
что ты конкретно мне говорила,
кого трясло
больше — тебя ли, меня — не помню —
забыл, заспал.
в угрюмой глуши коридоров, комнат
души пропал.
ангелы в белых, как снег, халатах —
все заодно.
войлочно, глухо в моих палатах.
темно. темно.

«а это лекарство от нашей с тобой тоски…»

а это лекарство от нашей с тобой тоски
от колыбели до гробовой доски
спать на ходу жить в непробудном сне
верить что истины нет и на самом дне
моря стакана тёмной глухой души
спи несмеяна нет её не ищи

«в прожорливом чреве вагона…»

в прожорливом чреве вагона
встречает лиловый рассвет
на полке, казённой,
капризный и томный,
великий, но русский поэт.
измучен нарзаном и колой,
бессонницей мается он,
рифмует глаголы,
уныло и квёло, —
типичный, кароче, гандон.
его волосатые ноги
сиротски в проходе торчат.
как будто бы строгий,
но в целом убогий,
ублюдочный, в сущности, взгляд.
он едет, допустим, с визитом
в далёкие, скажем, места.