По мере того, как шли 60-е, наставлять рога своим друзьям Берту наскучило и он пошёл дальше, гораздо дальше. На целое десятилетие он состряпал себе «шведский стол» из разнообразных теологических систем освобождения, как духовного, так и физического, доведя этот «винегрет» до уровня целостной идеологии промискуитета. Так он якобы хотел оправдать своё беспутное поведение, хотя вряд ли так уж требовалось оправдание «во дни любви свободной».
Но даже в обстановке господства официальной идеологии контркультуры — идеологии «свободной любви» — вещи иногда принимали, скажем, не совсем привычный оборот. Дом Донны Гринберг всегда был открыт для всех желающих. «Однажды, прекрасным, солнечным воскресным утром мы завтракали в нашем дворике: я, мой муж, няня, четырёхлетний ребёнок и старший сын, которому тогда было лет тринадцать-четырнадцать, — вспоминает Донна. — Совсем недавно мы закончили покраску фасада и волнореза, разрисовали всё символами мира и граффити в том же духе. Неожиданно на территорию патио ввалилась толпа хиппи ужасного вида. Они остановились, уставившись на нас, огляделись, а затем прошлись по всему дому. Я буквально оцепенела и не знала, что делать. Имейте в виду — это 60-е годы, тогда было принято по-доброму относиться к бородачам в банданах, увешенным драгоценностями. На пианино в небольших серебряных рамках было много семейных фотографий, изображений близких и знакомых. Так вот, все они сгрудились вокруг инструмента и стали разглядывать фото. А затем молча вышли и направились в дальний конец пляжа. Правда, выбраться им не удалось — подъехала полицейская машина и я, сама не знаю как, на ватных ногах, вышла к полицейским и сказала, чтобы их отпустили, потому, что они — мои друзья. Не спрашивайте, что подтолкнула меня так сказать. А гостями оказались, вы не поверите, люди из «семьи Мэнсона» [33].
* * *
Воистину, бешеный успех «Мартышек» делал богатым всякого, кто был связан с этой группой. Боб с Тоби приобрели дом в испанском стиле на Сьерра-Альта, выше бульвара Сансет, рядом с Грейстоуном. Этот старинный особняк сдавал внаём Американский институт кинематографии, находившийся тогда ещё в самом нежном возрасте. А дом Рэфелсонов находился в Лос-Анджелесе на углу улицы Нью-Йорк. Внутри было несметное количество артефактов африканской культуры, масса подарочных альбомов по японской гравюре, фотографии и античному искусству. Именно здесь постоянно собиралась более чем странная компания молодёжи «нового» Голливуда: Деннис и Брук, Берт и Джуди, Бак Генри, Джек Николсон и его подружка, Мими Мачу. Верховодила — Тоби. Она отвечала за свечи, неиссякаемый запас всего самого вкусного и хорошей «травки». В общем, за то, чтобы всем было весело. Рэфелсон всегда старался выделиться и где-то достал очки сварщика с маленькими затемнёнными стёклами и откидывающимися «ставнями» по бокам, которые тут же стали неотъемлемой частью его физиономии. Обычно он сидел на полу и слушал джаз, покуривая марихуану. А мог пойти запустить «кислоту» в джакузи на заднем дворе, съесть несколько «грибов», употребить дозу мескалина или гашиша.
