И Бабёф, и его противники, в конечном итоге, несомненно переоценивали степень готовности парижского пролетариата к непосредственному революционному выступлению. Жерминаль и прериаль надолго подорвали политическую боеспособность парижских предместий. Голод, подтачивая физические силы рабочего класса, не мог вернуть ему энергию и боевой темперамент первых лет революции. Но все это выяснилось далеко не сразу, и только после неудачи бабувистов стало очевидно, что назревший кризис разрешился местными вспышками, что революционное брожение пошло на убыль, так и не достигнув высшей своей точки.
3
Бабёф был освобожден из тюрьмы на основании особого постановления Комитета общей безопасности от 26 вандемьера (18 октября) IV года республики. 4 брюмера (26 октября) общая амнистия, объявленная Конвентом, вернула Бабёфу его новых друзей и единомышленников. 15 брюмера возобновил свой выход в свет, «Народный трибун». Еще раньше, в начале брюмера IV года, — как об этом повествует Буонарроти, — Бабёф, Дартэ, Буонарроти, Жюльен де ла Дром и Фонтенель попытались создать руководящий центр, чтобы вокруг него объединить разрозненных патриотов и потом сообща начать работу на пользу «общего дела».
На этих собраниях царила, однако, полнейшая разноголосица. Одни предлагали объединить всех патриотов наподобие масонской ложи, другие настаивали на немедленном образовании повстанческого комитета. Это расхождение, сопряженное с отсутствием необходимого доверия друг к другу, заставило участников собраний разойтись, не добившись никаких результатов.
Попытка объединения, тем не менее, вскоре возобновились. Основная их трудность заключалась в неоднородности элементов, на которые распадалась формировавшаяся «левая оппозиция». К ней примыкали люди с неодинаковым политическим прошлым, чистые якобинцы робеспьеровского толка, «левые» термидорианцы, захлестнутые волной политической реакции, эбертисты, наконец «бешеные», соратники Жака Ру. Разность политического прошлого накладывала свой отпечаток на их ориентацию в настоящем. Налицо было, в первую очередь, значительнее расхождение между якобинцами старого закала, мелкобуржуазными демократами, с одной стороны, и бабувистами с другой. Первые оставались, конечно, совершенно чуждыми коммунизму и замышлявшемуся общественному переустройству. Между тем они пользовались известным влиянием, известным авторитетом и за пределами мелкой буржуазии, составлявшей их социальную базу, в тесном смысле этого слова. Мы только что констатировали широкое распространение робеспьеристских симпатий и настроений в самых широких слоях парижской бедноты. Вот с этим-то обстоятельством и приходилось считаться Бабёфу в течение всей зимы 1795/1796 г. вплоть до дня трагической неудачи «равных».
