И тут Левис вдруг возбужденно рассмеялся:
— Где же они, Джорджио? — При этом он шутя сложил руки в умоляющем жесте.
— Знаешь ли, я не могу сказать тебе этого, Дональд. Как только я открою рот, можно будет считать, меня мертвецом. Только один человек знает, где спрятаны деньги, и этот человек — я. Пока я не получу ответ на апелляцию и не выберусь на свободу, ты ничего не узнаешь. Но я клянусь, что не подставлю тебя. Ни за что в жизни! Твоя половина в надежном месте, можешь мне поверить. И пока я в безопасности, бабки тоже в целости и сохранности.
Левис вскочил и ударил кулаком по столу, из-за чего тарелки и вилка с ложкой зазвенели на деревянной поверхности стола.
— В целости, мать твою? В целости и сохранности? Ты что же думаешь, здесь детский сад? Ударил меня в самое сердце и надеешься спокойно помереть? У тебя есть доступ к моим бабкам, и я страшно хочу их, черт побери. Я прикрывал это ограбление. Я его устроил, ты меня слышишь? Ты должен был лишь обеспечить машины и пушки, и больше ничего, ни даже чертовой медной бритвы! Но имел наглость совать свою огромную греческую башку в вещи, которые тебя не касаются. А теперь, уж не знаю, в курсе ты или нет, но Уилсона сегодня утром обнаружат повешенным в его камере в «Кэмп-Хилле». В действительности его уже должны были найти мертвым час назад или около того. Если ты не хочешь такой же участи или еще худшей, лучше начни говорить со мной.
На лице Джорджио не дрогнул ни один мускул. Он нарочито спокойно вытащил сигареты и медленно закурил, слыша быстрое и резкое дыхание мужчины, сидевшего перед ним: «У Левиса феноменальный нрав!»
— Прости, но я ничего не скажу. Все, что я могу гарантировать это то, что я их припрятал надежно, как у Христа за пазухой. Прислушайся к этому. Надо было убрать Уилсона. Хотя бы потому, что в Олд-Бейли, эти чертовы полицейские так все перевернули, что только моя смышленость помогла спасти бабки. Они были у меня в руках через минуту после ограбления. Однако мной владело нехорошее чувство: что-то не складывалось. Уилсон слишком напоминал кота с крысой, вцепившейся тому в задницу, а водитель оказался просто долбаным старикашкой. Я присматривал за этим делом — и присматривал за ним вместо тебя! Потому что ты был моим напарником. А теперь я вынужден лишить тебя информации, чтобы ты не прикончил меня. Никто, кроме меня, не знает, где припрятаны эти поганые деньги… Но мне это вовсе не нравится, поверь! — пылко воскликнул Джорджио. — Мне дали восемнадцать проклятых лет, не забывай! Восемнадцать лет, опираясь только на слова этого сукиного сына Уилсона. Уилсона, который сам помог себе устроить крышку. Поэтому, хорошо зная тебя, я должен обеспечить себе небольшие гарантии. Допустим, ты начнешь пытать меня и я заговорю, но все равно непонятно будет, верно ли то, что я рассказываю. В зависимости от того, как я буду себя чувствовать, ты можешь пытать меня хоть до второго пришествия, но все равно ничего не добьешься. Даже Большой Гарри не запугал меня. Меня пугает восемнадцатилетний срок, Левис. Я не хочу отбывать его, и если не получу возможность уйти под честное слово, то в любом случае покончу с собой!
