— Как любит говорить моя старушка-мать: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты». Мне не нужно было говорить тебе об этом, Донна, я тебя шокировал. — При этом он обезоруживающе улыбнулся ей.
— Мне невыносимо сама мысль, что ты здесь, Джорджио, с этими людьми. С людьми вроде этого Джо, с насильниками и убийцами. — Она почувствовала, что к глазам угрожающе близко подступили слезы.
Джорджио схватил ее маленькую ладонь и зажал в своей руке.
— Это ненадолго, любовь моя. Я скоро вернусь домой. Ты не успеешь сосчитать до трех.
— Апелляция все расставит на свои места, не правда ли, Джорджио?
— Конечно, расставит. А теперь хочешь для начала я расскажу тебе новость?
Донна кивнула: она еще не настолько доверяла себе, чтобы начать серьезный разговор.
— Через несколько дней меня увезут на Остров. Как ты знаешь, я считаюсь особо опасным преступником — из категории «А». Поэтому потребуется тройной кордон, чтобы меня увезти туда. Полицейскую машину даже будет сопровождать вертолет. Вот на что разбазариваются деньги налогоплательщиков.
— А для чего все это? И так все было чересчур неприятно на суде — все эти полицейские на мотоциклах и прочее.
— Это делается для того, чтобы ты казался как можно опаснее… — Джорджио отпил глоток кофе и пожал плечами. — Когда правосудие хочет отправить тебя на дно, оно ни перед чем не останавливается. Если бы этот кусок дерьма, Уилсон, не приложил руку к моему делу, я уже был бы дома, с тобой. Он в Кэмп-Хилл, на Острове, вместе со случайными воришками и крохоборами, скручивающими счетчики. В общем, со всякой швалью! Он подставил меня, Донна. У них ничего не было, все — только с его слов. Гордон Беннет! Поверить не могу, что судья попался на удочку к этой старой заднице. А Уилсон — самая лживая падаль, какая только есть на свете. Я мог бы убить его голыми руками. Я мог бы растерзать ублюдка!
Донна в отчаянии затрясла головой:
— Прекрати, Джорджио, не говори так! Перестань ругаться и угрожать. Это меня пугает. Я этого не люблю.
Джорджио снова взял ее за руку, на сей раз нежно.
— Прости, Дон-Дон. Я уже столько сижу здесь со всеми этими… — Он драматическим жестом простер руку. — Из-за них я и сам становлюсь таким же. Меня переполняет ненависть. Я не должен находиться здесь, и ты это понимаешь так же ясно, как я… Когда они будят нас по ночам, я готов орать на все заведение! — Лицо у Джорджио приняло ошеломленное, растерянное выражение, как у маленького мальчика, который не в состоянии понять, что происходит.
