Неужели каждый, с кем ей доведется иметь дело, будет предавать ее?
Лейни незаметно выплеснула виски, надеясь, что Клемменс ничего не заметил. Затем наполнила его опустевший бокал, и он жадно выпил.
— Как здесь жарко. — Дирк расслабил воротник. — Есть тут вентилятор или еще что-то?
— Должен быть, — пробормотала Лейни. — Может, Энди взял его с собой?
— Нет, он взял только деньги, — гоготнул Дирк.
— В каютах должен быть.
— Так что ты сидишь, тащи сюда.
Лейни встала, захватив с собой сумочку. Ей нужно выбираться отсюда, но паспорт в каюте. Как бы улизнуть?
Девушка быстро вышла, взяла из каюты паспорт, переоделась в джинсы и, набив насколько возможно дорожную сумку, поднялась на палубу. Она уже собралась спуститься по трапу, когда услышала за спиной возмущенный голос Клемменса:
— Куда это ты собралась, детка? Иди сюда, будь хорошей девочкой.
Он потянулся к ней, Лейни побежала. Клемменс почти настиг ее, попытался схватить, но, спрыгивая с трапа, споткнулся и упал.
Лейни, спускаясь, подвернула лодыжку, но продолжала бежать, превозмогая боль. Краем глаза она заметила, что вокруг Клемменса собралась толпа зевак, а он указывал на нее и орал:
— Держите ее! Она воровка!
Но никто не торопился бежать за ней. Девушка поймала такси и отправилась в ближайший аэропорт.
И теперь я здесь, подумала Лейни, вылезая из ванны и заворачиваясь в полотенце. Из огня да в полымя!
Она закрутила волосы в пучок. Где-то в ее бывшей комнате должен быть фен.
Хватит ли у нее смелости войти туда? Даниэль на работе, так что можно рискнуть. Лейни прошлепала через гостиную и открыла дверь в свою бывшую спальню. И замерла. Потому что не узнала ее. Стены были перекрашены в цвет слоновой кости, а бледно-желтое покрывало сменилось темно-коричневым. Шторы тоже были коричневыми, и даже мебель была другой.
Комната стала чужой. Даже ее очаровательные безделушки, которые она покупала, работая в галерее, кажется, исчезли без следа.
Говорят, что любое возвращение таит опасность: можно не узнать своего дома.
У Лейни возникло ощущение, что вместе с домом исчезла и она сама. Все, кого она любила, ушли из ее жизни. Сначала папа. Потом Саймон. Затем Эбботсбрук. Теперь она лишилась и этого уголка.
На глаза навернулись слезы.
— Хватит, — приказала себе девушка. — Ты зашла сюда взять фен. Вот и забирай его, а потом уходи. Нечего распускать нюни.
Лейни вздохнула и, подняв голову, посмотрела на себя в зеркало. Даниэль не очень изменился за эти годы. Она тоже, как ей показалось, внешне осталась прежней. Волосы все такие же светлые. Она все еще плоская, как доска. Глаза у нее всегда были скорее зеленые, чем серые. А скулы она унаследовала от матери. Именно они придавали ее лицу своеобразие.
