Все понятно: потаскухам принадлежит в мире достойное место. Но настанет время, когда и у нее родятся дети, когда и она разжиреет или постареет и будет сплетничать в кухне, уступив место молодым.
Пока же эта бесстыжая штучка, усыпанная блестками, холодно пренебрегая лучшими людьми Десятой авеню, молодыми и старыми, упорхнула на кухню, чтобы попрощаться с Лючией Сантой; она ворковала с ней, как прирожденная американка, словно почтенная мамаша – ровня ей, молодой и обольстительной. Лючия Санта ответила ей самой холодной и отстраненной улыбкой, какими владеют одни баронессы, и, благосклонно принимая комплименты, думала про себя, что ее маленькая Лена, родись она в такой семье, живи она в доме на Лонг-Айленде, превратись она в конце концов в такую же американскую леди, все равно не избежала бы доброй материнской порки.
Анжелина совсем уже собралась уходить, когда стряслась беда: она заметила Джино, шестнадцатилетнего юнца, но уже высокого, смуглого, сильного, красивого, в новом синем костюме с иголочки, купленном по случаю торжества у воришки-грузчика.
До сей поры Джино оставался на подхвате, открывая бутылки с содовой, выбивая пробки из винных бутылок и обнося напитками итальянцев, облюбовавших кухню. Он был спокоен и безразличен, он двигался со стремительностью ртути, придававшей ему привлекательности. Он заставил всех уважать себя, как того требовала старая итальянская традиция, – ведь он прислуживает почтенным старейшинам! Одна Лючия Санта знала, что на самом деле для него не существует людей, собравшихся в кухне. Он не видел их лиц, не слышал их голосов, не заботился об их отношении к себе, для него не имело значения, живы они или мертвы. Он перемещался в мире, которого на самом деле не существовало, но который поймал его и пленил на этот вечер. Да, он прилежно обслуживал их, но только для того, чтобы быстрее пролетело время.
Но, поскольку родственникам все это было невдомек, он произвел на них большое впечатление, особенно на дальнего родственника из Такахо «Пригород Нью-Йорка, расположенный севернее Бронкса»Пьеро Сантини – владельца четырех грузовиков, темнобородого и худого, как рельс, от упорного труда. При нем находилась его толстая и глупая жена, увешанная поддельными драгоценностями, тоннами поглощавшая печенье, а также робкая дочка семнадцати лет от роду, сидевшая между матерью и отцом и не сводившая с Джино глаз.
Пьеро Сантини заметил пылкий взгляд дочери – и не удивительно, поскольку он стерег ее, как цепной пес. Сперва он только хмурился, но потом призадумался. Его малышка Катерина была воспитана в строгости, в старом итальянском стиле. Ей не позволялись все эти дружки, свидания и танцы вне семейного надзора. «Ха-ха-ха! К черту танцы!» – говаривал он с непристойным хихиканьем.
