— Вам когда-нибудь говорили, как вы похожи на Филиппа Ларкина? — воскликнул он.
— На этого болвана? — к удивлению Джеймса, хмуро откликнулся мужчина в клетчатом пиджаке.
— Вы были знакомы?
— Знаком? С этим ублюдком? Да я и есть Филипп Ларкин!
— Филипп Ларкин умер, — уверенно заявил Джеймс, хотя стоило ему произнести эти слова вслух, как он тут же усомнился в их правдивости. Не то чтобы Джеймс не был уверен в том, что сказал, но пугающая возможность разговора с мертвецом выбивала почву из-под ног.
Казалось, незнакомец приготовился рассердиться, но секунду спустя его настроение сменилось.
— Ну разумеется, умер. В восемьдесят пятом.
— Так я и думал, — облегченно вздохнул Джеймс.
Некоторое время незнакомец молча потягивал пиво.
Затем, уставившись в пространство, произнес:
— Сначала они вырезали ему пищевод. Хирург сказал, что в его внутренностях обнаружилось скопище отвратительных разложившихся тканей. Ларкин подумал, что это неплохое описание для его жизни. Хирург обещал, что после операции он станет как новенький, но не сдержал обещания. Ларкин остался тем же жалким мерзавцем, которым был всегда. Шестидесяти двух лет, на краю могилы. За окном зеленели деревья, небо синело, солнечные лучи играли в траве, и все это было таким живым и в то же время таким чуждым, что казалось Ларкину представлением живой картины: «Мир, который ты готов покинуть» или еще хлеще: «Вот он, смысл жизни (а ты, болван, его прошляпил)».
— Простите?
— Ларкин знал, что его время уходит, знал с ранней юности, но все же из последних сил цеплялся за жизнь. В частной клинике, где он лежал, на выпивку смотрели сквозь пальцы, и виски помогало Ларкину коротать вечера. Однажды ночью он так надрался, что захлебнулся собственной блевотиной. Впал в кому. Нет, подробностей он не помнил: только как проснулся на новом месте, боль, общую палату в муниципальной больнице, чужие люди вокруг, полный запрет на выпивку. О, как он все это ненавидел! — Незнакомец поморщился.
— Кажется, вы хорошо знали Ларкина, — заметил Джеймс.
— Я наследовал ему после смерти.
— Простите?
— Я университетский библиотекарь.
— Ах вот оно что. Вы приняли его должность!
— И все остальное. Перешло ко мне вместе с должностью.
— Остальное?
— Старые рукописи, дневники, фотографии. Его память.
Джеймс рассеянно кивал, пока до него не дошли последние слова библиотекаря.
— Вы сказали «память»?
— Чтобы сохранить его мысли и жизнь для потомков.
— Э… а как это случилось?
