— Ты должен убивать все, что встречаешь на своем пути, Геракл?
— Убивать или быть убитым. Почему ты обвиняешь меня?
— А кого еще мне винить?
— Вини себя. Именно с тебя все и началось.
— Все это началось с измены моего мужа и с твоего скотства.
— Ты наслала на меня безумие.
— Я не просила тебя убивать твоих собственных детей.
— Когда человек безумен, ему все равно.
— Когда человек уподобляется животному, он не знает жалости.
— Ты — мой рок, Гера, так же как я — твой.
— Боги неподвластны року. Ты никогда не станешь бессмертным, Геракл, в тебе слишком много человека.
— Ты никогда не узнаешь удовлетворения, Гера, ты для этого слишком богиня.
— Я буду удовлетворена, когда избавлюсь от тебя.
— Тогда убей меня. Прямо сейчас.
— Ты сам станешь причиной собственной гибели, Геракл.
— Но ты же мне в этом поможешь, не так ли?
— Если во мне ты видишь рок, то это потому, что у тебя нет ни капли собственной силы.
— Ни один человек не обладал большей силой.
— Ни один человек не был столь слаб, Геракл.
— Ты говоришь загадками.
— Я поясню. Мир не может уничтожить героя. Его право и привилегия — самому уничтожить себя. Тебя сокрушит не то, что ты встретишь на своем пути, а то, что ты есть, Геракл.
Гера сделала шаг вперед. Богиня с сияющими волосами и лилейной кожей. Своими нежными руками она подняла Ладона, легко, словно игрушку, и забросила его на небо, где он и остался навеки в виде созвездия Змеи.
От движения ее грудь обнажилась.
— Итак, Геракл, почему ты не идешь за яблоками?
Геракл шагнул вперед и пальцем дотронулся до ее соска, чувствуя, как тот твердеет и увлажняется. Большим пальцем Геракл провел по окружавшему его светлому ореолу. Ему хотелось пососать ее грудь.
Рука Геры легла на его кисть.
— Возьми яблоки, Геракл.
Он помнил. Он отступил назад. Гера улыбалась ему, ее сердце было черно. Его предупреждали, чтобы он ни в коем случае не пытался сорвать яблоки сам. Он должен оставить яблоки, где они есть. Пусть кто-то еще сделает это за него.
Он отступил. Ее грудь оставалась обнаженной. Почему бы не отдать концы прямо сейчас, с удовольствием приняв неизбежное? Он мог бы взять ее, всадить в нее свое орудие, и тогда она бы его убила. Он бы умер в пещере ее ненависти, но зато она бы почувствовала его смерть, ощутила бы в себе его последнее содрогание.
Он уронил руку на свой член и начал дрочить. Она смотрела, как грубо и умело он довел себя дюжиной быстрых движений. Когда он стал кончать, она поцеловала его в губы и удалилась.
