И я вместе со своими соображениями насчет заданий пересказал ей суть дела.
— Интересно, кто она… — завершил я свою речь.
— Я, кажется, знаю, — поморщилась Вася. — Так… говоришь, фигуристая?
— Ну.
— С перстнем на указательном пальце?
— Ну.
— Так это дочурка князева!
— Как? Она не могла! Кода я пошел в ванную, она ведь… она… ой, черт… а ведь и впрямь, похоже, она! Как там ее? Ангелина?
— Анабелла. Ладно, что будем делать?
Я хмыкнул.
— Ну ты ж у нас Премудрая, ты и придумывай.
— Интересно, а ты?
Я по-хамски разлегся на большом выступе, словно на печи, дома я всегда на печи лежал, когда ничего не хотелось делать, и нарочно сладко зевнул:
— А я… а-ы-ы… подремлю малость.
— Ах, так?! — возмутилась Вася. — Я, значит, все ему делай: и рубаху стирай, и обед готовь, и задания княжнины выполняй, а он тут дремать вознамерился?! Паршивец!
— А что такого-то? Я и так вон сколько всего делаю. Имею право отдохнуть?
— Интересно, ЧТО ты делаешь?
— Русь спасаю! — патетически воскликнул я.
— Ах, ты… — она подошла ко мне и, не в силах найти дипломатичный способ поднять меня с места, ка-ак пнет меня. — Ах, ты, лентяй окаянный!
Слово "лентяй" я бы еще потерпел, меня частенько так называют, но зачем пинаться-то?! И я, вскочив на ноги, легонько толкнул ее. Другое дело, что получилось не совсем легонько…
— Болван! Ты что творишь? Получай!
И в мой нос врезался изящный царевнин кулачок. А я-то думал, что те времена, когда мы дрались на каждом шагу, давно прошли.
* * *
Вечером, по истечении срока, к нам явилась Анабелла (ух, ну и имечко, нерусское какое-то). Я наконец убедился в том, что это действительно она: в подземелье было светло благодаря лампочке на потолке, и я смог ее рассмотреть как следует. Да, это она. Юная девица двадцати лет отроду, имеющая пышные формы голливудского идеала, с короткой стрижкой "под мальчика" грязно-каштановых встрепанных волос, со стальными глазами и грубыми повадками девушки-панка. Собственно, она ею и была: кольцо в губе (пирсинг), логотип какой-то известной группы на черной майке, кожаные штаны и бесконечные металлические побрякушки явно были атрибутами этого движения. На указательном пальце левой руки красовался массивный перстень не то с черепушкой, не то с мертвой головой. Я нервно сглотнул, почему-то вспомнив дом Покрышкина. Заметив мой ненормальный взгляд в сторону ее перстня, Анабелла сжала руку в кулак и убрала в карман. Подозвав меня, она велела мне выйти за дверь. Я повиновался.
