— Какая вы неженка. — Нагнувшись, Ральф коснулся мокрой ткани ее костюма. — Да вы насквозь вымокли! Ну-ка, немедленно снимайте с себя все.
— Держу пари, вы говорите это всем девушкам, — попыталась поиронизировать ошеломленная Беатрис.
— Только тем, с которыми знаком дольше двух часов.
Лицо его оставалось надменным, непроницаемым, но в интонации послышалось нечто необычное. Ральф Маккензи способен улыбаться? Что же из этого? Подумаешь… Но почему румянец залил ей щеки и вдруг стало трудно дышать?
— Я достану ваш чемодан, — сказал он, возвращаясь к своей обычной манере.
Перегнувшись через сиденье, Ральф немедленно осуществил свое намерение.
— Предлагаю для начала снять все мокрое и найти вместо этого что-нибудь сухое и теплое.
— Да… да… — с трудом выдавила Беатрис.
Она наклонилась, пытаясь справиться с жакетом, но так замерзла, что Ральфу пришлось помочь ей, и легкое прикосновение его рук привело ее в еще большее замешательство.
— Блузка тоже хороша, — сказал он, когда наконец снял с нее жакет и бросил на заднее сиденье. — Снимайте, сейчас не до выкрутасов. Стесняться нечего, если не хотите умереть от пневмонии. А если вас волнует другое, то у меня сегодня был тяжелый день, который отнюдь не скрасило полуторачасовое ожидание на станции и поломка. Смею вас заверить, что мне и в голову не придет вас соблазнять.
— Я об этом и не думаю, — произнесла девушка сквозь стиснутые зубы.
Ральф, откинувшись на сиденье, изучающе смотрел на нее. Даже сейчас — ошарашенная, растерзанная — она была по-своему очень привлекательна.
— Шевелитесь же, черт возьми, или вы замерзнете насмерть. Здесь неподходящее место для занятий любовью, — ехидно добавил Ральф, когда она, словно под гипнозом, начала нащупывать маленькие пуговки на блузке. — Лично я предпочитаю комфорт.
Ее пальцы по-прежнему немели от холода, а разыгравшееся воображение сделало их еще более непослушными, и она безуспешно боролась с пуговицами.
— Давайте-ка я, — грубовато предложил Ральф и, прежде чем она успела что-либо сообразить, взялся за верхнюю пуговицу.
Он ведь промерз не меньше нее, но пальцы были теплыми и ловкими. Беатрис благодарила судьбу, что тусклый свет скрыл краску, залившую лицо. Эти прикосновения волновали ее, помимо воли подчиняя разум пьянящему чувству.
«Мне и в голову не придет соблазнять вас»! Наверное, его избаловали женщины. А что будет, если… он расстегнет ее блузку не как няня, раздевающая ребенка, а как мужчина, который не привык упускать свою добычу? Его руки скользнут под легкий шелк, лаская ее грудь? Сердце Беатрис болезненно сжалось, в горле пересохло. Господи, что с ней происходит? Она должна остановить это, должна!
