Вот ты и не знаешь вопроса! Как и любой гражданин СССР, колхозник из Марнеули, по конституции СССР имеет право приехать жить и работать как в Тбилиси, так и в Москву! — дидактически заключил Шуандер, бесстыдно глядя на меня широко раскрытыми честными глазами, в которых отражалась вся вековая скорбь его народа от притеснений при царизме. Хорошо еще, что двойку не поставил!
Но, нет худа без добра. Когда я, окончив школу, поступал в Грузинский Политехнический институт, то попал, как это и было положено, на собеседование к проректору института, патриоту Грузии по фамилии Сехниашвили. Тот развернул мой аттестат зрелости, и широкая улыбка расплылась на его лице.
— Что, ты чем-то не согласен с Конституцией СССР? — ласково спросил он меня, — а то все пятерки и только по Конституции — тройка! В ответ я только потупился, глупо улыбаясь.
Ничего, — сказал проректор, — мы тебя здесь научим понимать нашу Конституцию, — он сделал ударение на слове «нашу», и поставил галочку около моей фамилии в списке. Я сдал все пять вступительных экзаменов на высший балл. Я действительно хорошо готовился к экзаменам. И я поступил. А туда же без экзаменов пытались поступить золотые медалисты с моего же класса, отлично понимающие Конституцию СССР, но не прошли. Не выдержали собеседования с проректором. Вот она — относительность добра, зла и справедливости, работающая даже на Кавказе!
Но до 11 класса еще надо было дожить, а пока я только переходил в 6 класс. Так вот, кроме «Мужчины и женщины» и «Физиономики и хиромантии» Эжена Ледо, я читал Гете, Вольтера, Тургенева, Чехова, Гаршина, Леонида Андреева, Горького («Детство», «Мои университеты»), а также Диккенса (мне так близок был его Дэвид Копперфильд!), «Дон-Кихота» Сервантеса (который так понравился мне, что я нашел и изучил подробную биографию самого Сервантеса — она очень необычна!), «Гаргантюа и Понтагрюэля» Рабле, Джорджа Филдинга, Жорж Санд, Эдгара По, Конан Дойла, Киплинга, Фейхтвангера и многое другое, что просто обязан был читать школьник. Особое место занимали в моих книгах сказки — братьев Гримм, Гауфа, Перро, арабские сказки, в том числе «Тысяча и одна ночь», грузинские и абхазские сказки, сказки народов мира, «Мифы классической древности». Не говоря уже о русских народных сказках в каком-то удивительном издании, где была «непечатная» лексика. Вот эти-то книги, а не «Как закалялась сталь», определили мое мировоззрение, достаточно несовременное, но проверенное веками.
