Маленькие аппетитные дыньки «колхозницы» сотнями созревали там, скрытые от глаз целинной общественности. Спелые, вкусные дыни — на целине, где не то, что самых завалящих яблок — воды нормальной не было, пили рассол какой-то. Прямо на бахче поедать дыни было не с руки и мы, набрав пяток штук, пошли искать укромное местечко для трапезы. Долго искать не пришлось — прямо в поле стоял, до боли знакомый мне отцепленный копнитель.
Я привычно взобрался на мостки, нажал педаль, днище открылось, и мы влезли внутрь копнителя. Чтобы получше представить себе внутренность копнителя, нужно вообразить себе маленькую комнатку, что-то вроде карцера, только без потолка и с решетчатой задней стенкой. Тюрьма, но без потолка!
Когда мы оказались внутри, днище, естественно, захлопнулось, но мы не придали этому значения — быстрее бы съесть халявные дыни. Но дух Тугая наказал нас за воровство его дынь. Мгновенно, как это нередко бывало на целине, над нами собрались грозовые тучи, сверкнула молния, и полил дождь, переходящий в град.
Мы метались по тесному копнителю, пытаясь выбраться. Но по отполированным соломой стенкам, взобраться было невозможно. Попытки взломать заднюю решетчатую стенку тоже не помогли. Мы вымокли до трусов, и уже мокрых нас избивал град. Наконец, я, взобравшись на плечи Максимова, вылез на мостки и нажал педаль. Мы освободились и затрусили домой, поливаемые остатками заканчивающейся грозы.
Мы запомнили это злодеяние «духа Тугая» и решили отомстить ему. Назавтра мы уговорили шофера Ваську Пробейголова (по прозвищу «Бобби Динамит») съездить с нами на своем газике на бахчу. Набрав полкузова дынь, мы вернулись. Проезжая мимо нашего амбара, я закинул одну «колхозницу» в открытую дверь. Видели бы вы, что там поднялось! Бедные целинники не видевшие никаких фруктов после Грузии, накинулись на дыню, как в зоопарке крокодилы на брошенный им филейный кусок мяса.
Но месть — штука обоюдоострая. Естественно, Тугай узнал, кто был автором стишков и похитителем его личных дынь. Доброхотов-стукачей нам на Руси не занимать!
И вот на доске приказов, прямо на замазанном краской месте стиха про вечный союз Тугая с бугаем, появляется объявление о собрании партийно-комсомольского актива отделения прямо у нас в амбаре. С утра, когда многие безработные студенты еще лежали на своих нарах, к нам вошли: Тугай, Тоточава, неизвестная дама в кирзовых сапогах, и два местных механизатора.
Дама провозгласила, что есть мнение считать собрание открытым, все пришедшие подняв руки, проголосовали «за», и фарс начался. Естественно, разговор был только о моем поведении. Как-будто в разгар уборочной не было больше дел, чем обсуждать возмутительное поведение студента «Гулии», сняв для этого с комбайнов даже механизаторов. Но инкриминировать мне стишки они не могли — не доказано; на счет дынь тоже разговоров не могло быть — с какой это стати дыни, выросшие на «всенародной» земле могли принадлежать только Тугаю. А вот рацпредложение мое горячо обсуждалось. Докладывал, конечно же, сам Тугай.
