Нет конца измышлениям и фантазиям этого ракообразного о нашей литературе. Дело доходит вот до чего. Иосиф Бродский, говорит, уверял меня, что Достоевскому, как и его герою Раскольникову, "вполне могла придйти мысль об убийстве ради денег". А мне кажется, что Бродскому вполне могла прийти мысль об убийстве Волкова просто ради того, чтобы он замолчал.
Но Соломон этого не понимает и гонит облезлого зайца своего домысла дальше: "Схожие идеи об убийстве ради денег обуревали молодого Шостаковича". Вы только подумайте, великий композитор, гений, а вот вам, пожалуйста... И как это доказывается? Очень убедительно. В одном из писем, говорит, "у него прорвалось уж совсем "достоевское": "Хорошо было бы, если бы все мои кредиторы вдруг умерли. Да надежды на это маловато. Живуч народ". Да, "заимодавцев жадный рой" ужасно живуч... Владимир Теодорович, неужели Вы и теперь не понимаете, что за создание Божье Ваш друг и какую книгу Вы осенили своим славным именем?
И здесь пора приступить к главному — к образу самого композитора, ибо ведь он, а не ракообразные да членистоногие, стоит в центре сочинения.
Мне не смешно, когда маляр негодный
Мне пачкает Мадонну Рафаэля,
Мне не смешно, когда фигляр презренный
Пародией бесчестит Алигьери.
А.С.Пушкин. "Моцарт и Сальери"
Вот сценка. В 1943 году Шостакович принял участие в конкурсе на новый гимн. Прослушивание было в Большом театре. Композитора пригласили в правительственную ложу. Он входит и, как говорящий скворец, произносит: "Здравствуйте, Иосиф Виссарионович! Здравствуйте, Вячеслав Михайлович! Здравствуйте, Климент Ефремович! Здравствуйте, Анастас Иванович! Здравствуйте, Никита Сергеевич!" (с.55). И это сервильное чучело — Шостакович?!.
Удивляться тут нечему, говорит Волков. "Ожидание удара преследовало Шостаковича всю его жизнь, превращая её в сущий ад". Именно здесь он видит пример такого ожидания: "Сталин сказал ему: "Ваша музыка очень хороша, но что поделать, музыка Александрова больше подходит для гимна". И повернулся к соратникам: "Я полагаю, что надо принять музыку Александрова, а Шостаковича... (Тут вождь сделал паузу; позднее композитор признавался одному знакомому, что уже готов был услышать: "А Шостаковича вывести во двор и расстрелять"). Да разве не прямо в ложе? Неизвестно почему, но вождь закончил так: "...надо поблагодарить" (с.56). Отчего на сей раз не расстреляли и всех остальных участников конкурса, кроме трех победителей — Александрова, Михалкова и Регистана — неизвестно. (А сталинская благодарность, надо думать, имела не только словесное выражение).
