Марильяк искал Жанну д'Альбре, он хотел рассказать королеве Наваррской, как он счастлив. Потом он надеялся увидеться с Алисой. Но в зале его сразу же встретила компания придворных, закружившихся вокруг него в веселом хороводе. Среди них был герцог Анжуйский:
— Сударь, что-то вы невеселы! — воскликнул герцог. «А ведь он мой брат», — подумал Марильяк.
А герцог Анжуйский продолжал:
— Нехорошо, господин гугенот! Следует веселиться!
— Монсеньер, — ответил граф, — сегодня счастливейший день в моей жизни.
— Тем более не грустите!
Компания придворных попыталась увлечь Марильяка за собой. Но графу показалось, что католические вельможи хотят не столько повеселиться, сколько поиздеваться над гугенотом. Кровь прихлынула к его лицу, он растолкал нахалов и вырвался, а развеселившиеся повесы со смехом умчались. Только тогда граф заметил, что празднество приобрело какой-то странный характер. Католики, разбившись на группки в пять-шесть человек, старались окружить поодиночке кого-нибудь из гугенотов, а потом открыто насмехались над своей жертвой, сохраняя при этом шутливый тон.
В одном из залов компания приближенных герцога Гиза окружила Генриха Беарнского; его толкали, перебрасывая, словно мяч, от одного к другому, но хитрый Беарнец, хотя и побледнел, продолжал смеяться. В другом зале отбивался от дюжины католиков принц Конде. Он был не столь терпелив, как король Генрих, и отвечал ударом на удар, отпихивая злых шутников. Праздник понемногу превращался в драку. Но гугеноты пока еще старались не замечать обид и вели себя сдержанно, что только разжигало католических дворян, состязавшихся в насмешках над гостями.
Внезапно в зал вбежали несколько десятков очаровательных девушек. Только что завершился мифологический балет, в котором эти юные создания изображали нимф. Они появились среди гостей, взявшись за руки, едва прикрытые легкими одеждами, не скрывавшими их прелестей. Глаза этих нимф сияли, приоткрытые губы манили к поцелуям.
— «Летучий эскадрон» королевы Екатерины! — воскликнул Гиз, — вот теперь повеселимся!
О намерении Гиза позабавиться вскоре стало известно всему залу. Понтюс де Тиар заявил, что такой эскадрон должен быть верхом, и первый показал пример: он схватил одну из вакханок и водрузил себе на плечи. И сразу же участники праздника словно обезумели — всех вакханок усадили кому-нибудь на плечи. Но странное дело, за исключением католика Понтюса де Тиара, все остальные гости, оказавшиеся в роли коней, были гугеноты. Действительно католики посадили девиц на плечи гугенотам, те растерялись, но пока еще улыбались. А издевательства продолжались: католические сеньоры, превратив гугенотов в коней, таскали их за руки по залу, будто за поводья. Десятков пять девиц оседлали таким образом гостей, и эта странная кавалькада двинулась по залу под раскаты хохота и крики «Виват!». Герцог Гиз несся впереди процессии и кричал:
