— А ты знаешь, — вдруг спрашивает Йорэлё, — знаешь, чем дядя Степан стекло режет?
— Знаю. Чем все режут, тем и он.
— А вот и не знаешь! Думаешь, каким-нибудь ножом? Дядя Степан ногтем стекло режет! Я сам видел!
— Чем? — громко хохочет Унпэнэр. — Ногтем?!
— Не веришь? Он мне сам показывал! У него такой ноготь! Крепкий, острый! Ни у кого такого ногтя нет!
Йорэлё уже чуточку поколеблен в своей уверенности, но недоверчивость брата все-таки обижает его.
— Плохо ты смотрел, — говорит Унпэнэр. — Степан Андреевич с тобой шутил, а ты и поверил. У него в руке специальный инструмент был зажат. Маленький такой инструмент с острым камешком. Алмаз называется.
— Так я ж видел! Когда первоклассники разбили стекло… Он тогда новое вставлял, а я смотрел.
— Смотрел, да не понял. Не всё разглядел. Ногтем рядом с алмазом ведут, по линейке. Чтобы ровней получилось. Понимаешь?
— Не знаю… Может, и так… Послушай, Унпэнэр, а что, если хоть одно… хоть одну шибку вставить? Вот сюда. А? Все-таки, смотри, какой кусок
— Ну, здесь, в сенках, посветлей будет. А в пологе опять при жирниках сидеть? Нет уж, делать надо как следует.
— А где ж мы теперь другое стекло возьмем?
— В том-то и дело, что негде его взять.
Нутэнэут вернулась в ярангу. Унпэнэр встал, досадливо махнул рукой и добавил:
— И стекло нелегко достать, а с отцом договориться ещё трудней.
Пригнувшись, он влез в полог, достал из-под кровати свой сундучок и бережно уложил в него выбранный из осколков кусок стекла. Вылез обратно в сенки, надел шапку и сказал:
— Я приду поздно.
Через часок после ухода Унпэнэра зашел школьный сторож Кабицкий, или дядя Степан, как называют его все школьники.
— Здравствуйте, хозяева. Гэмалькота нету?
— Здравствуй. Гэмалькот, наверно, скоро вернется. Садись подожди.
— Спасибо. А Унпэнэр дома?
— И Унпэнэра нет.
— Я Унпэнэру хотел помочь насчет окошка. Обещался завтра прийти, да вот сегодня время выдалось. Завтра-то у меня много дела. Верней всего, не выберусь. Придется тогда до воскресенья отложить.
— Оно и лучше, — говорит Нутэнэут. — Всю жизнь без окон жили, можем и подождать. Торопиться тут ни к чему.
— Был такой, что торопился, да скоро и умер, — подтверждает Кабицкий — не потому, что согласен, а просто из любви к поговоркам. — Торопыга не разувшись парится…
Но в это время его взгляд падает на осколки стекла. С трудом удержавшись от прямого вопроса, он говорит:
— Ну, я тогда, значит, в воскресенье зайду. Так Унпэнэру и передай.
