— Где же оно, это проклятое пенсне?! Погляди-ка, Йорэлё. Вот здесь где-то. Обронил, понимаешь ли, пролезая. Есть? Спасибо, дорогой.
И через секунду тот же голос, но уже другим тоном восклицает:
— Замечательно! Превосходно! Кабицкий, наверно, помог? Молодец Степан Андреевич… Ай да молодец!
Тревога Унпэнэра улеглась. Он торжествующе поглядывает на отца, но тот так внимательно рассматривает старую царапину на чубуке своей трубки, что глаза их не встречаются.
Учитель вылезает обратно в сенки, натягивает торбаса и восхищенно повторяет:
— Молодцы ребята, ничего не скажешь! Ну, Гэмалькот, окно у тебя есть, теперь за немногим дело стало: печь сложить, стены поставить да крышей накрыть. И будет настоящий дом.
— До этого ещё далеко, — неопределенно отвечает Гэмалькот.
— Так ли уж далеко? Вамче говорил Эйнесу, будто нам пяток домов выделили. Будто уже официальное сообщение пришло. Один дом школе, для учителей, а четыре — для колхозников. Верно?
— Верно, Севалот, верно.
Вся семья — и Нутэнэут, и Унпэнэр, и тихонько вылезший из полога Йорэлё — с интересом прислушивается к разговору. Гэмалькот ничего не рассказывал об этом раньше. Правда, в колхозе уже давно поговаривают насчет домов, но о том, что дело это уже совсем близкое, они узнают впервые.
— Пять домов для нас выделили, это верно, — продолжает Гэмалькот. — Заявку-то мы давно послали, а недавно ответ пришел. Вамче письмо получил, читал нам. Только это ещё не скоро будет.
— Почему же?
— А потому, Севалот, что письмо — это не дом; в письме жить нельзя. Вон колхозу имени Сергея Лазо ещё в прошлом году три дома выделили. А где эти дома? До Анадыря пароход дошел — и стоп: навигацию закрыли. И пришлось дома в Анадыре ставить. Теперь лазовцам обещают другие отгрузить.
— Мало ли что случается, — вмешивается Унпэнэр. — В прошлом году уже в августе снег пошел. Ранняя зима была, сам знаешь. Рано навигация кончилась. А правительство нам во всем навстречу идет. И лесоматериалы выделяет и доставку обеспечивает. Советская власть хочет, чтобы чукчи хорошо жили, по-культурному, как полагается советским людям жить. Летом получат лазовцы свои дома.
— Они-то, может, получат, а нам еще подождать придется. Ещё, может, и деревья те не выросли, из которых дома для нас будут делать.
Гэмалькот чувствует, ему не удалось ещё охладить пыл сыновей, и специально для них добавляет:
— А мне вообще об этом нечего думать. Мы эти домики не для членов правления получаем, а для лучших колхозников.
