Пять недель спустя Эдриан приступил к работе в отделе информационных технологий. Его предшественника уволили после того, как однажды ночью он пьяным вернулся на рабочее место, чтобы вызвать такси и поехать домой, а вместо этого зашел со служебного компьютера на порносайт и уснул прямо за столом. Проснулся он спустя шесть часов и пять сотен фунтов стерлингов.
Эдриану было двадцать шесть лет, и ему совсем не нравилось работать в области информационных технологий. По его словам, он делал это исключительно для того, чтобы оплачивать счета. Наш девятнадцатилетний курьер Саймон, который носил джинсы так низко на бедрах, что я регулярно имела возможность рассматривать его нижнее белье, сразу заметил, что я теряюсь, когда Эдриан находится поблизости. Я начинала отчаянно суетиться, притворялась, что занята чтением контрактов на строительство, или отчитывала Саймона за какой-нибудь несущественный проступок. Я делала все, что угодно, лишь бы не смотреть Эдриану в глаза. Потому что, глядя ему в глаза, я начинала смеяться. Переполнявшая меня любовь рвалась наружу и заставляла меня хохотать чуть ли не в голос.
У Эдриана были густые темно-каштановые волосы, падавшие на лоб и уши, и такой цвет лица, что он мог без опаски загорать на Средиземном море в самый разгар лета. Нос у него был крупный, с редкими веснушками на переносице. В первую неделю Эдриан ходил на работу в деловых костюмах и светлых рубашках – голубоватых или серых. Затем понял, что у нас можно одеваться не так официально, и переключился на темно-синие джинсы – не такие мешковатые, как у Саймона, но и не такие узкие с высокой талией, как у солидных мужчин. Джинсы сидели на нем отменно. В дополнение к ним Эдриан носил потертый кожаный ремень и трикотажные рубашки бутылочно-зеленого, темно-синего, бордового и серого цветов с маленькими логотипами на груди. Из обуви он предпочитал дорогие спортивные туфли, а в своей сумке всегда носил плейер и свежий номер бульварной газеты «Сан». Он болел за «Ливерпуль», хотя никогда в жизни не бывал на их играх. Все это я узнала, разговаривая с Эдрианом не более тридцати секунд за один раз. Максимум, что я могла выдержать, это одна минута. Затем мне приходилось убегать куда-нибудь подальше, чтобы высмеяться в одиночестве, – не хохотать же ему в лицо. В его присутствии у меня тряслись руки, и я нервно кусала верхнюю губу. Девушки у Эдриана не было.
В рабочее время он скитался по кабинетам, отыскивая потерянные файлы и настраивая зависшие компьютеры, акогда выдавалась свободная минутка-другая, приходил в приемную, чтобы немного поболтать с Саймоном или полистать журналы. Он стал класть себе в чайсахар и набрал несколько килограммов, а потом сбросил их, начав бегать по утрам перед работой. Примерно через год после того, как Эдриан устроился в нашу компанию, я случайно подслушала его разговор с Саймоном. Они обсуждали, кто из сотрудников с кем спит, кто кого ненавидит, и Эдриан признался, что некоторым из сослуживцев он специально ремонтирует компьютеры чересчур долго. Я находилась в отделе почты, возле маркировальной машины, когда услышала, как Эдриан назвал меня очаровательной девушкой. Я чуть не упала в обморок.
