Самурай | страница 15
«Кто бы ни осуждал меня, Тебе известны мои способности, — шептал он, сжимая лоб ладонями. — Именно потому, что я Тебе нужен, Ты вызволил меня из тюрьмы. Ты выдержал клевету саддукеев и фарисеев. Я буду стоек, как Ты, выдержу клевету иезуитов».
Тараканы ползали по его грязным босым ногам. Он слышал, как в роще щебечут птицы, как кореец запирает дверь лачуги.
Японцы строят галеон…
Перед его глазами снова возникло полчище черных муравьев, переправляющихся через лужу. Японцы во имя выгод от торговли с Новой Испанией в конце концов переправятся через океан, как переправляются через лужу черные муравьи. Значит, нужно использовать их алчность ради распространения веры, думал Миссионер.
«Они получат выгоду, мы — свободу распространения веры».
Успешно осуществить такое предприятие иезуитам не под силу. На это не способны ни доминиканцы, ни августинцы. Этого не смогут сделать и такие ни на что не годные монахи, как Диего. Миссионер был убежден, что только он, и никто другой, может осуществить задуманное. Нужно лишь растопить лед подозрительности японцев. Ни в коем случае нельзя допустить повторения ошибок, совершенных иезуитами.
«Будь я епископом…»
Он услышал этот голос тайного честолюбия, которого неизменно стыдился. Если бы он стал епископом, которому дано руководить распространением веры в Японии, то в течение ближайших лет ликвидировал бы все ошибки иезуитов, думал Миссионер.
В ясные дни на побуревших склонах гор в Ято поднимались дымки — это выжигали уголь. Приближалась долгая зима, и крестьяне работали с утра до ночи. Когда рис и просо были убраны со скудных полей, женщины и дети начинали веять зерно. Рис шел в уплату подати, а не для собственных нужд. Прямо на полях сушили сено, скошенное в перерывах между уборкой. Его подстилали в конюшне. Солома же в голодное время шла в пищу — ее рубили и толкли в каменной ступе.
Самурай, как и крестьяне, в рабочей одежде, «хангири», обходил долину, наблюдая, как трудятся его люди. Он то и дело окликал их, беседовал, а иногда работал плечом к плечу, складывая дрова вокруг усадьбы. Такие поленницы-изгороди назывались в Ято «кидзима».
Случались и радости, случались и горести. Этой осенью в деревне умерло два старика, семьи были бедные, их похоронили у подножия горы и на могилы положили лишь по большому камню. В землю воткнули старые серпы, которыми они пользовались при жизни, рядом с камнями оставили щербатые чашки — таков был обычай в Ято. Самурай часто видел, как дети ставили в них полевые цветы, но так хоронили только в сытые годы. Когда же случались неурожаи, старики просто исчезали, и никто не знал, куда они подевались, — об этом Самураю рассказывал еще отец. В это время года устраивалось празднество Дайсико в честь великого буддийского учителя, когда варили в котлах пресные клецки с колосками мисканта. В такой день к усадьбе Самурая приходили крестьяне и, низко кланяясь, приветствовали его; их угощали клецками, и они, поев, расходились по домам.