— Сейчас мы заканчиваем, одну минуточку,— бросил Лисенок.
Петр в ответ кивнул, привстал на цыпочки, доставая с верхней полки свой саквояж, и, чтобы было сподручнее, на секунду оперся рукой о столик.
— Если проиграешь, выкупаешь завтра? — уточнил Лисенок, глядя на часы.
Херувимчик обреченно кивнул и выложил свои карты на стол.
— Ого-го! — с деланным удивлением завопил Лисенок.— «Фул» на дамах! Неплохо. Только мой тебе совет: не верь бабам — обманут. У меня тоже «фул», только на тузах...
Вдруг в глазах поверженного Херувимчика вспыхнул радостный блеск. Он посмотрел на разложенные на столике карты, затем на соперника и, ни слова не говоря, сгреб обеими руками деньги и пододвинул к себе. Ничего не понимающий Лисенок, почувствовав недоброе, тоже взглянул на раскрытые карты и обмер. У него было три туза, две восьмерки и еще дама пик. Всего шесть карт, а не пять.— Как же это так... — пролепетал он.
— Сам сдавал,— наставительно произнес блондинчик и добавил:— Бабам и в самом деле верить не следует. Особенно брюнеткам! — Он кивнул на даму пик.
Петр Грынич вышел в коридор. Лисенок все еще оторопело смотрел на карты. Петр с удовлетворением отметил, что совершил добрый поступок: надуть обманщика — не грех, а удовольствие. И тут же понял, что всю жизнь только тем и занимался, что надувал кандидатов в обманщики. Теперь он будет жить иначе.
***
Он вышел из поезда ровно в полдень. Узенький перрон станции дышал жаром. В раскаленном, залитом летним солнцем городке импозантный, чуть седоватый мужчина в безукоризненном костюме выглядел пришельцем из иного мира. Это можно было предвидеть, но Петр об этом не подумал. Оставалось лишь надеяться, что его непозволительная инакость не вызовет чрезмерного любопытства или неприязни. В дополнение он решил быть предельно вежливым и любезным с каждым из местных, с кем придется перекинуться хотя бы словечком.
Петр опустил саквояж на землю и осмотрелся. Рядом оказалась урна, куда он аккуратно бросил окурок. Здание станции было деревянным, с ним явно диссонировали некогда помпезные, а теперь все пооблупившиеся резные колонны. Дежурный по станции приветливой улыбкой встречал и провожал пассажиров. От людей веяло покоем и доброжелательностью. Да, на последней тупиковой станции старой узкоколейки царила идиллия.
В нескольких шагах от Петра разыгрывалась драматическая сцена прощания. Вероятнее всего, это была супружеская пара, обоим было лет по двадцать с небольшим. Она уезжала надолго, о чем свидетельствовали два тяжелых, набитых чемодана, которые молодой человек секунду назад еле втащил в вагон. С виду юная особа была из столичной интеллигенции, волею судеб заброшенная в провинциальный городок. Было заметно, как он ей осточертел, поэтому перспектива вырваться из него, пусть даже не навсегда, радовала ее чрезвычайно. Трагикомичность же ситуации заключалась в том, что при этом необходимо было расстаться с горячо любимым мужем. Сознание того, что он, бедняжка, останется без ее опеки и ласки, вызывало на искрящихся счастьем глазах невольные слезы. Она промокала их платочком, стараясь не смазать тщательно и со вкусом сделанный макияж, и прерывающимся голоском давала последние наставления: «Не забудь поливать цветы!» Парень же в своей громкой прощальной речи оперировал такими категориями, как любовь, разлука, тоска и отчаяние.
