Однако в эту минуту она почувствовала, что здравый смысл, как-то сам по себе, начал расставаться с ней. И Абигейл, подобно утопающему, который хватается за соломинку, ухватилась за, никогда не дремлющий, инстинкт самосохранения. Но и инстинкт начал нашептывать ей странные вещи: не иди даже на самый легкий, самый невинный контакт с этим мужчиной, иначе я ни за что не отвечаю.
— Спасибо. Я сама, — повинуясь пугливому инстинкту, решительно ответила Абигейл в ответ на предложение Ника Гранта, помочь ей выбраться из машины.
Правда уже в следующий момент она подумала, что лучше было прислушаться к голосу разума и принять предложенную помощь. Ибо, начав, самостоятельно, выбираться из машины, она, неожиданно, оказалась в весьма неловкой ситуации.
Когда Абигейл, пытаясь встать с сиденья, приподняла ноги, подол ее красного бархатного платья скользнул по шелковым чулкам и, неожиданно, задрался так высоко, что из-под него показались кружевные края чулок и сверкнули белизной широкие бедра.
Вот же черт! Ну и дуреха! — выругалась про себя Абигейл, на мгновение, застыв, перед незнакомцем в такой фривольной позе.
Решение отправиться к матери, прямо с рождественского коктейля в агентстве, она приняла внезапно и даже не заехала домой, чтобы переодеться во что-то более подходящее для дальней поездки на север провинции. Вообще- то, ее мать, Джейн Барринг, ожидала свою единственную дочь лишь на следующий день после наступления Рождества. Но когда Абигейл позвонила ей, услышала грустный голос и почти физически ощутила ее горькое одиночество, мысль выехать немедленно, сегодня же, пришла сама собой. В конце концов, Рождество — семейный праздник.
Когда она вырулила на шоссе и влилась в поток машин, мчавшихся на север, ничто не предвещало снежной бури. Погода начала портиться примерно через час. Небо заволокло серыми тучами, подул холодный ветер, и на дорогу обрушился снегопад. Калгари был уже далеко позади, и возвращаться в город, просто, не было смысла. Чтобы не замерзнуть, Абигейл натянула поверх платья теплое пальто, предусмотрительно брошенное на заднее сиденье машины, и продолжила долгий путь в Кег-Ривер.
Бархатное вечернее платье, плотно облегавшее впечатляющие формы путешественницы, явно не облегчило ее путь. В том числе — короткий путь с переднего сиденья, нырнувшего в кювет «пежо», к его дверце и далее, в объятия снежной бури. Тем более что на этом пути высилась атлетическая фигура мужчины, с нескрываемым интересом наблюдавшего за каждым ее движением.
