— Ну, где ты шлялся весь день? — капризно скривив губу, спросил Иван Васильевич.
— Сейчас доложу, государь. Позволь присесть, у ног твоих, а то мои совсем уж не держат.
Великий князь кивнул, и тучный Патрикеев, кряхтя, примостился на ступеньках у подножия трона.
— А был я, государь, на Замоскворецкой заставе, где мастер Аристотель испытывал новые пушки.
— И как? — Живо заинтересовался Иван Васильевич.
— Отменно, государь! Думаю ни у кого в Европе таких нет. Так что, ежели, например, пожелаешь ты двинуть войско на какое княжество, то против таких пушек никто не устоит.
— Ну, ты же хорошо знаешь, братец, — с притворным смирением сказал Иван Васильевич и перекрестился. — Господь не велит проливать кровь ближних наших, и потому, я всегда стараюсь сделать все миром…
— Да-да-да! — закивал головой Патрикеев. — Вот и в Новгород мы тоже, помню, как сейчас, миром ходили.
— А собственно, какое княжество ты имел в виду?
— Никакого конкретно, государь. Ну вот — Верейское тут у нас как-то повисло — ни то, ни се… Да и с Тверью надо что-то думать. Кстати, государь, сын твой и наследник — Великий князь Иван Иванович — он же по матери Тверской…
— Ну и что? — настороженно спросил Великий князь.
— Нет, нет, ничего! Так, к слову пришлось. Как хороша, однако, супружница его, Елена-то Волошская, после родов еще боле похорошела.
Великий князь невольно улыбнулся, и его глаза потеплели.
— Да уж, невестка у меня на славу вышла… Это правда.
— На славу-то, на славу, да отчего-то мало ты ее жалуешь, государь. Ты уж прости меня, не как боярин и не как советник твой, а как брат брату скажу. Позволишь?
— Ну-ну, — насторожился Великий князь.
— Свадьба была — ничем знатным не пожаловал. Ну что там ей какие-то горностаи, хоть бы камешек один подарил… Или вот — наследника престола родила — опять ничего не пожаловал.
Иван Васильевич смутился.
— Гм… Ну что ж, братец боюсь тут ты прав. Но что поделаешь — все дела, дела, да дела державные, — пожаловался он. — За ними не упомнишь… А и, правда… Надо подумать, чем бы ее пожаловать-то?
— О! — Воскликнул Патрикеев с такой искренностью, будто именно сию минуту пришла ему в голову эта мысль. — Вот заговорили мы о Твери, я и вспомнил! У тебя же саженье-то, — приданное Марьино есть! Я помню, целый сундук камней всяких был у нее. После смерти великой княгини я тебе сам в руки дал ларец-то этот. Ты еще сказал: «Давай укрою, чтоб не пропал».
— Действительно, молодец брат! — хлопнул Патрикеева по спине Иван Васильевич. — И точно в самый раз ей подойдет. Как-никак она теперь тоже Тверская, по Ивану.
