Жар-цвет | страница 68
— Ну, мертвый?
— Значит, мертвый всегда может проследить и постигнуть живого?
— Ну, может.
— Если так, то Анна… значит, тоже знает, где я… куда сбежал от нее?..
— Надо полагать, что знает.
— Отчего же она не преследует меня?
— Преследовала бы, кабы могла.
— Значит, не может. Как же ты-то можешь?
— Чудак ты! Да ведь я же не существо, а твое сновидение. А как существо, я спокойненько лежу в Москве на Ваганьковском кладбище и разлагаюсь. Вот как совсем разложусь, перестану быть сном и опять стану существо!
— Врешь, лопух из тебя вырастет!
— Сам врешь! лопух по-твоему не существо?
— Если ты не существо, как же я с тобою говорю?
— Да ты совсем не со мною, а с самим собою… сам же давеча сказал… Лопоухий!
— За что же ты ругаешься?
Но Петров вместо ответа сделал страшную гримасу, отрастил по обеим сторонам длинные ослиные уши и забормотал:
— Лопать… лопасть… лопата… Лопе де Бега… Клоп… салоп… остолоп… Не иде в холопе… берегись! не попадись! холоп! хлоп! хлоп!хлоп!
— Отвяжись!
— Князь Вяземский дрался саблею, а Митька ослопом…
— Да мне-то что?
— Берегись: тебя слопать хотят… Лопари у финнов и шведов имеют славу самых злобных колдунов…
— Ну, это, брат, их географии. Залопотал!
— Я лопочу, я хлопочу… Лопни глаза, вывернись лопатка!.. Злые люди — злые силы… Злые силы — злые люди… Не зевать, хлопотать… хлопок скупать… галоп танцевать… А то рекрут будешь! Лоб! Хлоп! Хлоп! Иеронимус Амалия фон Курцга-лоп!
Ночной бред свалил вместе с лихорадкой уже засветло, и Алексей Леонидович заснул было наконец крепко и сладко, но ненадолго. Кто-то забарабанил в дверь его номера. Дебрянский открыл глаза, удивленный яркостью белого дня, смотревшего в окна синими очами своими, и еще имея в голове остатнюю бредовую мысль:
— Евдокия Лопухина была первая жена Петра Великого, а невесту Михаила Федоровича звали Марьей Хлоповой…
— Тук! тук! тук! — звала дверь.
— Что это? все еще во сне или наяву? Но:
запел за дверью хорошо знакомый голос.
— Граф Валерий!..
VI
Граф Валерий Гичовский, обменявшись с Дебрянским новостями и принеся ему свои поздравления, поспешил с визитом к Вучи-чам. Старика он встретил на дороге, но Вучич настоял, чтобы Гичовский ехал на виллу, к Зоице, обещая вернуться очень скоро. Графу было нечего делать, он продолжал свой путь. Случилось так, что, кроме грума, отвесившего ему низкий поклон на крыльце, он никого не встретил в первых комнатах виллы. Хорошо знакомый с расположением дома, граф направился искать Зоицу на морской террасе. Но и здесь никого не было, кроме солнца, несносно палящего даже сквозь узор густо повисших виноградных лоз. Граф опустился в качалку — ожидать, пока появится какая-нибудь живая душа и доложит о нем хозяйке. Где-то вблизи он услышал гул разговора: спорили два женских голоса. Один как будто плакал, другой был резок и гневен. Гичовский вспомнил, что как раз у террасы, сбоку, в нижнем этаже находится комната Лалы. Он кашлянул раз, другой, но его не слыхали, разговор не прекращался, а наоборот, все крепчал, становился все громче и резче. Гичовский невольно уловил несколько фраз, после которых он вдруг переменил свое первое намерение скромно удалиться, чтобы не стать непрошенным свидетелем чужих тайн, положил шляпу под качалку, притаился и насторожил уши…