— В Шотландии, — с усмешкою возразил Гичовский, — я видал, что в таких случаях, когда боятся словами нанести вред и беду, берут в руки ключ, а в губы листок трилистника и тогда говорят смело…
— Я не знала этого, — с любопытством сказала Лала. — Когда-нибудь, при случае, попробую.
— Отчего же не сейчас?
— Оттого, что я не вижу вблизи трилистника… Как жаль, что я не умею писать!
— Разве слова на бумаге менее опасны, чем в устах человека?
— О нет, даже более, но их можно сжечь, тогда как у ветра хороший слух и вечная память: он слышит и помнит, помнит и знает… Смотрите, смотрите, пожалуйста, как пристально глядит на вашего приятеля мой Цмок. Уж — видите — тоже изумлен им… разве не удивительно это, что в такое позднее время и прохладную ночь Цмок остался у моря на террасе и не зарылся нежиться в теплые одеяла?..
Гичовский обратил глаза свои, куда показывала Лала. Один из столбов террасы был обвит блестящим узорчатым шнуром пальца в два толщиною, резко рельефным на белом мраморе. От шнура отделялась в воздух а длинной шее золотистая змеиная голова, в искрах-глазках которой графу в самом деле почудилось какое-то необычайное выражение, почти человеческое и, бесспорно, возбужденное.
— Вот гигантом становится ваш Цмок! — заметил Гичовский. — Какой это уж!.. Скоро будет целый удав!..
— Посмотрите, как у него горло вздувает: я! — перебила Лала. — Он ужасно волнуется сегодня.
— Летучие мыши вьются — он слышит их и возбужден.
— Летучие мыши вьются каждый вечер, но Цмока таким я давно не видала… Знаете, когда он такой бывает?
— Скажите — буду знать.
Лала осторожно огляделась и нагнулась к уху Гичовского.
— Когда он видит мертвое… — шепнула она с значительною расстановкою.
Граф засмеялся.
— Надеюсь, что вы не предполагаете в этом милом Дебрянском выходца с того света или вампира какого-нибудь?
К его удивлению, Лала ответила не сразу.
— Нет, — сказала она наконец, после долгой и важной задумчивости, — нет, это не то… Цмок волновался бы иначе…
— А у вас были опыты? — усмехнулся граф.
Лала обвела его холодным взглядом.
— Какое вам дело? — резко спросила она.
— Как какое дело? — пробовал отшутиться граф. — Мне с этим москвичом предстоит возвращаться вместе домой, в город. Вдруг он по дороге набросится на меня и кровь мою выпьет… Лала с укором покачала тяжелою головою своею.
— Слушайте, граф, вы хороший человек, но зачем смеяться над чужою верою? Вы образованный, знаете науки — поздравляю вас с этим и не насилую ваших взглядов и убеждений. Я дикая, глупая девушка из горной деревни. Не обижайте же и вы моей маленькой мысли. Она мне столь же дорога, как вам — ваша большая. Оставьте меня поверьям и тайнам моих родных гор. Я вас люблю и уважаю, но есть вещи, в которых нам с вами не спеться… Вы много стран объехали и чудес видели, но того, что я в горах видала, вы не видали.
