— Слушай, Майкл, вспомни того рыжего парня, у которого все руки в веснушках — и каждая размером с монету: женщины в жизни не спрашивали, когда его не будет на месте. А это, — он указал на шрамы, — лишь добавляет тебе привлекательности. «Полицейский, пострадавший во время сумасшедшей погони…» Моя жена от тебя прямо тащится, ей-Богу. Поэтому-то я и подумал: вот будет здорово, если найдется хоть одна женщина, которая тобой не заинтересуется. Ну ни капельки! Тогда ты поймешь, каково нам всем, простым смертным.
Я пострадал вовсе не во время сумасшедшей погони, мысленно поправил друга Майкл. Моя карьера закончена. Шрамы зажили, а вот спина — нет. Это не значит, что я не могу много двигаться, — как раз наоборот. Мне противопоказана неподвижность. Долго сидеть за столом или за рулем — для меня просто смерть. В тридцать лет мне уже предложили уйти на пенсию. Это отвратительно!
— И как же ты — простой смертный — умудрился заарканить Карен? — сухо спросил он Мэрфи.
— Тут все дело в обаянии, — радостно отозвался тот. — Мозги, шарм, искрометный юмор…
— О'кей, прости, что я об этом спросил.
— Когда в последний раз ты выходил куда-нибудь с особой женского пола? — поинтересовался Мэрфи.
— В прошлую субботу, — ответил Майкл.
— Вот видишь, ты у нас еще хоть куда, — хмыкнул Мэрфи. — Каждую ночь разные девочки, да?
— Что-то вроде того.
Майкл О'Брайен не солгал. В прошлую субботу он действительно виделся с особой женского пола. Майкл заехал за своей матерью, и они отправились вместе в продуктовый магазин.
И девочек на каждую ночь у Майкла не было. У него вообще давным-давно никого не было. Но он научился с легкостью отшивать доброжелательных сватов, которых в этом крохотном городишке было полным-полно: нужно лишь уметь ввернуть кстати подходящее словцо…
По правде говоря, Майкл давно не ухлестывал за женщинами, так давно, что уже и не помнил, когда это было. Однако в юности он набегался по свиданиям. Видно, этого хватит ему на всю оставшуюся жизнь. Заодно он приобрел репутацию дамского угодника и отчаянного ловеласа, от которой, судя по всему, ему тоже не избавиться до конца своих дней.
Майкл прекрасно помнил, что, когда был юнцом и чуть позже, когда ему едва перевалило за двадцать, он пил вино, обедал и танцевал, не зная устали.
А потом он получил сильные ожоги во время того несчастного случая. И безнадежно искалечил себе спину. И что-то в нем тогда сломалось. Увечье заставило Майкла взглянуть на жизнь, а заодно и на себя, совсем другими глазами.
