— Ты не должен ничего предлагать и ни на что соглашаться.
При этих словах глаза Нанджи округлились, но он опять сказал «да».
Уолли удовлетворенно кивнул.
— Так, а где сейчас правитель? — спросил он.
— Я полагаю, в храме, мой повелитель. Он смотрел на суд.
Ну конечно! Конечно, смотрел. Уолли окинул взглядом огромный двор, над которым висела дымка раскаленного воздуха, и большие ступени храма. Оттуда пестрая толпа наблюдала за неожиданно развернувшимся представлением. Где-то там, должно быть, Хардуджу ломает себе голову, пытаясь понять, что происходит.
Уолли задумался, составляя в уме вызов на поединок.
— Скажи, ученик, кто сейчас может находиться рядом с ним?
Нанджи наморщил свой курносый нос.
— Я видел его сегодня утром, мой повелитель, с ним были достопочтенный Тарру и двое Пятых.
— Сейчас ты пойдешь к нему, — приказал Уолли. — Ты не должен его приветствовать! Скажешь так: «Светлейший Шонсу послал меня к тебе». Правую руку сожми в кулак, выстави вперед правую ногу, а левую ладонь прижми к груди. Ну-ка, попробуй!..
Сосредоточенно хмурясь, Нанджи выполнил все, как было сказано. Не поприветствовать старшего — это необходимое оскорбление, все остальное вызов на поединок Пятого. Нанджи, наверное, догадывается обо всем, но говорить ему нельзя ни о самом обращении, ни о том, к какому рангу оно относится.
Уолли кивнул.
— Хорошо. Запомни — ты не должен его приветствовать! Если он будет один, найди сначала какого-нибудь воина высокого ранга. Не отвечай ни на один вопрос. Пусть он просто скажет, что идет, и все.
Нанджи торжественно кивнул; его губы тихо двигались. Потом он вдруг улыбнулся широкой детской улыбкой — мальчик все понял.
— Ну, иди! — Уолли посмотрел на него ободряюще.
— Да, све… уже иду, мой повелитель! — Нанджи бросился вперед, высоко поднимая длинные ноги.
Уолли смотрел ему вслед. Нельзя исключить такую возможность, и все же будет очень жаль, если мальчик сейчас пройдет через храм, выйдет в город, поднимется на холм и скроется за горизонтом.
Потом Уолли повернулся и взглянул на двух рабов, которые укрылись в скудной тени акации. Увидев, что он направляется к ним, они чуть отступили. Уолли выбрал того, что повыше.
— Раздевайся! — скомандовал он. Тот подскочил, сорвал с себя черную набедренную повязку, скинул грязные сандалии.
— Убирайтесь! — приказал Уолли, и оба они убежали. Он быстро оделся, чувствуя облегчение при мысли о том, что теперь на нем есть хоть что-нибудь кроме кровоподтеков. За это время горячее солнце уже высушило его кожу и волосы.
