В основе такого самопонимания верховной власти лежала чрезвычайно жесткая логическая конструкция, предельно упрощающая взаимоотношения между Богом и царем, царем и его подданными, Богом и подданными царя: «Воззри (…) и вдумайся: кто противится власти— противится божьему повелению»[1]. Эта схема, в свою очередь, была калькой с такого же упрощенного взгляда на мир, в котором единственное сохранившее истинную веру царство — Россия — со всех сторон было окружено разного рода иноверцами и еретиками.
Вполне логично, что, рассматривая себя как религиозную, верховная власть должна была стремиться заменить традиционные узы, связывающие ее с подданными, узами, имеющими ту же религиозную природу, что и она сама. Путь построения новых отношений долгое время был неясен. Когда же образец был найден, события стали развиваться с поразительной быстротой. «Перевести» всю систему государственных отношений на религиозную основу Грозный попытался за считанные годы. Эта чрезвычайная ускоренность реформ связана с многочисленными заговорами, а также военными неудачами России, свидетельствовавшими не только о разложении старой государственной системы, но, главное, о том, что Бог отвернулся от своего избранного народа.
Неудачи русских войск в Ливонской войне на протяжении 1563–1564 годов показали Грозному и его ближайшим советникам невозможность чисто военного присоединения Ливонии к России и потребовали разработки достаточно сложных дипломатических проектов. Во второй половине 1564 года, то есть в период, непосредственно предшествовавший отъезду царя в Александровскую слободу и учреждению опричнины, Грозный наиболее интенсивно занимался проблемами будущего политического устройства Ливонии. В окончательном варианте предполагалось восстановить под протекторатом России Ливонский орден во главе с плененным русскими войсками магистром Фюрстенбергом.
Вне всяких сомнений, разработка такого проекта была бы невозможна без изучения истории Ливонского ордена, без анализа взаимоотношений Ливонии с ее соседями, а также без исследования вопроса о Тевтонском ордене, одним из правопреемников которого был Ливонский.
Идея вассальной зависимости от русского царства одного из последних наследников христианской власти на территории Палестины, без сомнения, должна была импонировать Грозному. Дело в том, что вообще иерусалимские короли, чьей надежнейшей военной опорой были военно-монашеские ордена, и в частности Тевтонский, занимают в утвердившейся на Руси схеме преемственности верховной власти (от Бога) промежуточное положение: еврейские цари святого народа и Святой земли — христианские короли Святой земли — русские цари новой Святой земли, нового святого народа. В этом плане признание Ливонским орденом своей вассальной зависимости от России означало бы одновременно и правопреемство русского великого князя по отношению к иерусалимским королям и, следовательно, его приоритетные права на старую Святую землю и Иерусалим, на соединение под своей властью обеих Святых земель.
