Пауза.
Нечего больше рассказывать.
Пауза. Ч хочет закрыть книгу. Стук. Книга остается открытой.
Нечего больше рассказывать.
Пауза. Ч закрывает книгу.
Стук.
Молчание. Проходит пять секунд.
Каждый кладет правую руку на стол, оба поднимают головы и смотрят друг на друга. Пристально, без выражения.
Проходит десять секунд.
Медленно гаснет свет.
«Сэмюэлю Беккету мы обязаны, может быть, самыми впечатляющими и наиболее самобытными драматическими произведениями нашего времени».
Это заявление Питера Брука, сделанное без малого тридцать лет назад, все еще озадачивает многих читателей и зрителей, знакомых лишь с отдельными пьесами и книгами всемирно известного автора.
К драматургии Беккет обратился в конце сороковых годов. Его первая трехактная пьеса «Элефтерия», написанная в 1947 году, так и осталась неопубликованной. Над трагикомедией «В ожидании Годо», поставленной в Париже в театре «Вавилон» (январь 1953 г.), писатель начал работать в 1948 году. За ней последовали пьесы «Эндшпиль» (1957), «Последняя лента Крэппа» (1958), «Счастливые дни» (1961), «Игра» (1964) и другие.
При всем разнообразии персонажей, созданных Беккетом, они имеют общие черты. «Народец» Беккета населяет вселенную, нарочито менее четко очерченную, чем, например, Йокнапатофа Фолкнера. Конечно, можно сказать, что герои Беккета ирландцы или персонажи, созданные ирландцем, но на самом-то деле их микромир (а они никогда не покидают его) имеет вселенские масштабы. Пожалуй, никто из наших современников не умел так, как Беккет, через индивидуальное переживание, при том, что его герои сохраняют неподвижность оцепенения, передать одновременно и приобщенность человека к миру, его зависимость от биологических процессов, и разобщенность с ним.
Необычно мышление героев Беккета. Оно сбивчиво, противоречиво, все время движется по замкнутому кругу. Сам автор нам говорит: «В этом затемненном сознании времени нет. Минувшее, текущее, надвигающееся. Все сразу».
Беккет никогда не отрицал сочувствия своим персонажам, хотя изображал их с немалой долей иронии и даже сарказма.
Конечно, есть разница в том, как лепил Беккет образы своих героев в романах и в первых драматических шедеврах пятидесятых-шестидесятых годов. Беккет-драматург хотел стать доступнее, может быть, даже понятнее. И он добился успеха, всемирного признания. Но на самом-то деле он ни в чем не изменил себе, его палитра осталась прежней. Это стало очевидно в семидесятых-восьмидесятых годах, когда Беккет начал писать для сцены и даже для радио и телевидения одну за другой пьесы, которые его читатели и зрители, а также его слушатели могли понять, только опираясь на опыт знакомства с его предшествующими произведениями.
