Летние каникулы подходили к концу. Близился решающий момент, когда надежды, возложенные на Сапо, должны были или оправдаться, или вдребезги разлететься. Он подготовлен идеально, говорил господин Сапоскат. А госпожа Сапоскат, чья набожность возрастала в кризисные моменты, молилась за его успех. Стоя на коленях у постели, в одной ночной рубашке, она восклицала, беззвучно, так как знала, что муж этого не одобрит: О Господи, даруй, чтобы он сдал, даруй, чтобы он сдал, даруй, чтобы он выдержал!
На смену этому экзамену, успешно сданному, пришли бы другие, ежегодно, по нескольку раз в год. Но семейству Сапоскат казалось, что последующие будут менее ужасны, чем этот, который даст им право, или лишит его, говорить: Он занимается медициной, или: Он готовится в адвокатуру. Ибо они считали более или менее естественным, что допущенный к занятиям по этим специальностям юноша, даже не слишком способный, почти наверняка получит диплом. Как и у большинства людей, у них был опыт встреч с адвокатами и докторами.
Однажды господин Сапоскат продал сам себе авторучку по сниженной цене. Марки «Птичка». Я подарю ему ручку в день экзамена, сказал он. И, сняв крышку продолговатого картонного футлярчика, показал ручку жене. Не трогай! — воскликнул он, когда она уже собиралась вынуть ручку из футляра. Ручка была завернута в инструкцию для пользования, которая скрывала ее почти целиком. Господин Сапоскат осторожно развернул инструкцию, не вынимая ее из футляра, и поднес футляр вместе с авторучкой к глазам жены. Но жена, вместо того чтобы смотреть на ручку, смотрела на мужа. Он назвал цену. Разве не лучше, сказала она, подарить ручку накануне, чтобы он успел опробовать перо? Ты права, сказал он, я об этом не подумал. Или даже за два дня, сказала она, чтобы он успел сменить перо, если оно ему не подойдет. Птичка, клюв которой был широко разинут — птичка пела, — украшала крышку футляра, возвращаемую господином Сапоскатом на место. Умелые его руки быстро и ловко завернули футляр в оберточную бумагу и стянули резинкой. Господин Сапоскат был недоволен. Это обычное перо, сказал он, оно не может ему не подойти.
На следующий день разговор был продолжен. Начал господин Сапоскат: Разве не лучше просто отдать ему авторучку и сказать, что он может считать ее своей, если сдаст экзамен? Тогда нужно отдать ее немедленно, сказала госпожа Сапоскат, иначе будет бессмысленно. На что у господина Сапоската нашлось, после секундного молчания, первое возражение, а после второй секунды молчания — второе. Во-первых, возразил он, если отдать ручку сыну немедленно, он вполне успеет сломать ее или потерять, до экзаменов. А во-вторых, возразил он, если он получит ее незамедлительно и, предположим, не сломает и не потеряет, он успеет с ней освоиться и, сравнив с авторучками своих менее бедных друзей, узнать ее недостатки, так что она потеряет для него всю прелесть. Я не знала, что это такая дешевка, сказала госпожа Сапоскат. Господин Сапоскат тяжело опустил руку на скатерть и некоторое время сидел, пристально глядя вниз. После чего снял с груди салфетку, положил ее на стол и вышел из комнаты. Адриан, воскликнула госпожа Сапоскат, вернись и доешь десерт. Сидя в одиночестве за столом, она прислушивалась к шагам на садовой дорожке — они то приближались, то удалялись, то приближались, то удалялись.
