— Это что?
— Понятия не имею. Но сейчас мы это выясним.
Я, наконец, разулся, отдал кроссовки девочке и, строго-настрого запретив лезть за собой, нырнул в узкий темный зев. И хотя на входе мне пришлось согнуться в три погибели, продвигаясь, я чувствовал, что потолок медленно, но верно уходит вверх, плечи расправляются, а стены раздвигаются настолько, что их уже можно различить только в направленном свете фонаря. Сзади что-то заскреблось, раздался плеск воды, и рыжая головка вынырнула из-под моей руки. Вцепившись в мой пояс, она шмыгнула носом и заявила:
— Я не хочу оставаться там одна!
Бурный поток пенился вокруг ее щиколоток, ледяная вода свободно забегала в сандалии.
— Куртку надень… чудо. — Она послушно сунула руки в рукава.
Луч фонаря плясал, выхватывая из темноты покрытые белесыми потеками стены, раскидистые ветви трещин, черную, вскипающую бурунами воду. Девочка крепко уцепилась за мой ремень и, притихшая, мелко и быстро перебирала ногами, чтобы не сорваться с этого своеобразного поводка. Гул воды усиливался. Эхо, прокатываясь и громыхая, замирало где-то вдали, оставляя неприятный осадок чувства страха и величия, заставляя говорить шепотом. Я как будто снова стал студентом-первокурсником. Хуже — я ощутил азарт. Этакий исследовательский зуд в заднице. Краем сознания успел еще подумать, что, прежде чем лезть не пойми куда, не мешало бы отвести девчушку домой. Но, едва представив, в какую обиду и борьбу мне это выльется, решил не гневить судьбу и ребенка. Если бы только я доверился чутью…
Человек, разозлившись, чуть надавил на лезвие. Я зашипел от боли.
— Слушай, а может мне попросту вырезать твой лживый язык, да и дело с концом? Если ты не стукач, никто в обозе и не почешется. Всё одно все мы тут ровно, что мертвые.
Мои мозги, и так крутившиеся на предельных оборотах, закипели, и не родили ничего лучше правды:
— Я не стукач! Я вообще не отсюда! Я вышел из подземного лабиринта!
Пройдя очередной поворот извилистой дороги, проделанной в твердом камне трудолюбивой водой, мы оба замерли озадаченные. Прямо перед нами большой поток, вырываясь из широкого тоннеля, дробился на множество маленьких и исчезал в десятках расщелин, подобных нашей. От всех боковых тоннелей к главному были перекинуты узкие, искусно выточенные рукой мастера мостки.
— Ну и ну… — Вздрогнув от легкого прикосновения, я увидел горящие восторгом глаза, взгляд, настоятельно требующий идти дальше.
Последняя мысль о возвращении умерла, не успев зародиться. Тронув босой ногой узорный камень, я чуть надавил, пробуя мостик на прочность и, удивляясь собственному безрассудству, осторожно, шаг за шагом перешел на ту сторону. Легкий ажур орнамента грозил рассыпаться в прах под тяжестью человеческого тела, однако, мой переход завершился вполне благополучно. Мостик, грациозно изогнувшийся над бурлящей водой, оказался вполне надежным.
