— Она пришла со мной, и я уверен, она не отсюда. Она выглядит как нормальный ребенок, как любой человек там, откуда пришел я.
— Старый мир? И вы действительно вышли из Лабиринта? — Рокти целеустремленно двинулась вперед, меж деревьев, куда-то вглубь леса, я догнал ее машинально, — Знаешь ли ты, что ход был закрыт? А Лабиринт действительно проклят? Это место обходят стороной не зря.
Едва ли я смотрел, куда ступаю, просто шел рядом, боясь упустить слово, едва успевая уворачиваться от ветвей, хлестко вырывающихся из рук охотницы.
— В смысле?
— Вы долго плутали?
— Может быть, сутки.
— Мало. Можешь считать, вы прошли по прямой. В этом лабиринте плутают неделями. И редко кто сохраняет рассудок и память. Не это главное. Ход открыт только тем, у кого есть ключ.
— Ключ? У кого есть ключ?
— Извини. — Она вдруг остановилась, и я замер с нехорошим предчувствием. Рокти стояла, глядя мимо, щурясь, шевеля губами беззвучно, прикидывая что-то про себя. — Но кажется, ты не сможешь вернуться назад тем же путем. Я вообще не уверена, что ты сможешь вернуться.
Я запоздало оглянулся. Деревья плотно скрыли поляну с глаз.
— Стой! — нежданно накатила паника.
— Я никуда и не бегу, — она снова смотрела с насмешкой. Я чувствовал злость и смущение. — Девочка провела тебя сквозь. Она сможет и вернуть обратно. Один ты будешь бродить сутками, без надежды выбраться. Хотя бы на поверхность.
— И что же мне делать?
Казалось, она ждала этого вопроса, взяла за руки, заглянула в глаза глубоко, произнесла проникновенно:
— Пойдем в клан! Мы поможем тебе. Пока не поздно. Пойдем!
— Что такое Лабиринт?
Монсегюр был осажден. Почти год крестоносцы стояли под стенами, ночью — освещая узкую долину кострами, днем — ворочаясь неспокойно всей своей десятитысячной массой. Еще под Рождество предатель провел христово воинство секретными тропами на восточный хребет. Огромные валуны, выпущенные тяжелой катапультой, медленно и до умопомрачения легко прошивали ярко-синее небо, играючи крошили каменную кладку. Пятиугольник крепостных стен оседал под размеренным, неспешным обстрелом. Горы гудели умноженным эхом. Девять месяцев держал оборону замок. Сотня воинов, не больше. И едва ли во всем замке осталось свыше сотни Совершенных, когда Бертран Марти решился, наконец, капитулировать.
Глядя с крепостной стены вниз: на хозяйничающих во дворе замка рыцарей в белых плащах с черными крестами, Кламен нервно теребил фибулу. Простая оловянная вещица, украшенная изображением пчелы, всегда вселяла в него уверенность, одно прикосновение к ней поддерживало в самые трудные минуты осады. Сегодня олово казалось особенно холодным, и жар дрожащих в лихорадке рук не мог согреть его.
