— Пошли.
Мы спускались по склону к широкому тракту. Спотыкаясь о камни, я пытался охватить взглядом открывающуюся панораму и сообразить: как? как я очутился здесь?! Вдоль совершенно разбитой грунтовой дороги длинной лентой вытянулся обоз, собранный из запряженных лошадьми телег. Двигаясь медленно и нехотя, под нами ползли крытые фургоны, разбитые колымаги, какие-то абсолютно дикие волокуши. Люди, впряженные в них, смотрели только себе под ноги. Возницы фургонов, плотно вставших вдоль тракта, грозили кнутами, громко ругались, сплевывали. Они хотели двигаться дальше, но им мешал затор из брошенных хозяевами телег. Со всех сторон к обозу спускались люди. Затор постепенно рассасывался. Когда мы подошли ближе, движение на тракте уже возобновилось. Выйдя на дорогу, солдат остановил первый же фургон.
— Довезешь до гарнизона в Крючьях, — не обращая внимания на протестующие возгласы хозяина, мы перевалили начавшее деревянеть тело через борт.
— Куда? Полотно! Там же полотно! Кровью!
— Заткнись… — солдат вдруг оперся о высокое колесо фургона. Сморгнул, встряхнул головой. Не думая, я схватил его под локоть.
Удар с разворота в челюсть отправил меня в грязь. Кулак плотно прошелся по скуле — перед глазами потемнело. Я сел, пытаясь разобраться с разбегающимися мыслями. Застонал, ощутив наливающуюся боль. Солдат машинально тёр костяшки, оглядывался рассеянно.
— Проваливай.
Развернувшись, он захромал в хвост обоза.
Пытаясь встать, я оперся о деревянную спицу. Фургон тронулся. Занозя руки и волоча вперед, колесо подняло меня на ноги. Шатаясь, я отошел в сторону, ладони горели. Я стал у обочины, высасывая мелкие деревянные иглы. От затора не осталось и следа, и на дороге стало свободнее. Девочка. Я сплюнул. Кровью. Мне надо срочно найти девочку. Это я помнил очень четко. Вот только никак не мог сообразить — с чего начать поиски?
От непосильной умственной работы меня избавил всадник. Он промчался мимо на огромном, аспидно-черном коне. Я едва успел отскочить — алое полотнище плаща наотмашь хлестнуло по лицу. Резко натянув поводья, он заставил жеребца взвиться на дыбы, развернул упирающееся животное и смерил меня долгим, насмешливым взглядом.
Липкий, холодный комок, собравшись где-то под сердцем, подкатил к горлу. Ладони мгновенно вспотели, во рту пересохло. Никогда в жизни я еще не чувствовал себя таким беззащитным. А всадник, играя, заставлял коня гарцевать на месте. Раззадоренное животное дико всхрапывало, кусало удила.
