Я сорвал им бумажный фонарик и, играя в игру, сказал:
— Посмотрите, вечер какой! Красота!
— Да-а… — неожиданно вздохнули они обе сразу. Вечер был хорош, тут они не могли не согласиться.
Слишком хорош. Деревья, облитые теплой ржавостью фонарей, были как подожженные. Я вдруг понял, что мне нельзя чувствовать этот вечер и эти деревья. Я даже испугался: еще немного, и я не сумею выдавить из себя ни слова. Онемею, как Костя. Я бросился в атаку:
— Поедемте как-нибудь в университет на вечер. Не бывали там? Ну-у?.. В любой день!.. Честное слово, мой друг — замечательный парень. Или вот что: приезжайте к нам домой. У меня завтра день рождения — потанцуем вволю. А музыка чудо!..
Адель сделала подозрительную гримаску:
— День рождения?.. Вы бы что-нибудь еще придумали. Посвежее.
— А если день рождения! — возмутился я, лихорадочно припоминая, какое же завтра число. — …Но у нас и еще праздник, — заспешил я. — Еще один праздник. Товарищ купил машину… Обмывать будем. Не такая, конечно, шикарная. — Я махнул рукой в сторону стоящих у входа машин.
— Костя? — спросила Адель.
— Нет, другой товарищ. Третий… — Я струсил непонятно отчего: уж врать так врать.
— Не понима-а-ю, — сказала нараспев черненькая Света. — Нам еще одну девочку приглашать? Или как?.. Может быть, весь класс пригласить?
И они захихикали.
— Нет-нет. Нас только трое… — кляня себя, заговорил я. — И у него, третьего, своя девочка… то есть не своя, но… в общем, третья уже приглашена, — кое-как вывернулся я.
На мгновение, как бы последний раз взывая ко мне, фонари погасли, и снова вспыхнул свет, вспыхнули сгустками застывшего пламени деревья. Но я уже привык не смотреть на них.
4
— Понимаешь, в чем дело, — заговорил Костя, когда я к нему подошел. — Нам не везет, и это закономерно. Я отыскал причину. Я довел мысль до конца. — Костя говорил неторопливо, с большим весом в словах. И все так же опирался о колонну, будто это величественное сооружение помогало ему величественно думать. — Нам не везет, потому что мы хватаемся за самое лучшее. Почему я выбрал эту девушку? Смешно так спрашивать, и все же почему? А скажи, почему ты в начале года влюбился в Эмму? Почему именно в Эмму? Разве не было других?
— Уж и влюбился, — быстро ответил я. Он взял у меня сигарету:
— Разве нет? Я бы на твоем месте не говорил так пренебрежительно. Пусть это была неудача… Так как же?.. Почему именно Эмма?
— Ну не Зорич же. И не Худякова. Они же бабушки, Костя.
— Понятно. А почему не из другой лаборатории? Почему именно эта великолепнейшая женщина?
