Он надушился одеколоном «Венецианская лилия» и отправился на вокзал.
— Эт-то что-о? — спросил он кондуктора, указывая на лесенку вагона.
— Ступенька, — удивился кондуктор.
— Ступенька-а? — переспросил Овсяткин, зловеще прищуривая один глаз. — А почему же на ступеньке арбузная корка? Может быть, для того, чтобы пассажиры ломали себе ноги, а дорога потом плати? Вы этого добиваетесь? А? Добиваетесь разорения долго-культяпинской железной дороги? А?
Кондуктор совсем уж было собрался выругаться, но посмотрел на величественную осанку Овсяткина и осекся.
Овсяткин полез в вагон.
— Это еще что за фря? — спросил кондуктор у товарища.
— Может, и просто с винтом, а может, в ем личность какая-нибудь. Надо пойти взглянуть.
Овсяткин сидел на скамейке в позе распекающего генерала. Ноги вывертом, руками уперся в колени, губу выпятил.
— Та-ак-с! Хорошо-с! Очень хорошо-с! Даже чрезвычайно хорошо-с! — ядовито и надменно говорил он сам себе. — Вы думаете, я не замечаю? Я очень даже хорошо все замечаю.
Кондуктор подтолкнул товарища локтем в бок.
— Слышишь?
— Слышу.
— С чего бы это он так?
— Я ж тебе говорю, что в ем личность, не нажить бы беды. Держи ухо востро.
— Позвольте ваш билет, господин!
Овсяткин прищурился и посмотрел на кондуктора испытующе.
— Мой билет? Вам нужен мой билет? Извольте-с. Вот-с. Представляю вам билет третьего класса, специально для меня купленный. Не беспокойтесь, все в порядке. Ха-ха!
От этого смеха, короткого и сухого, как щелканье взводимого курка, оба кондуктора вздрогнули и слегка попятились.
— Вам, может быть, от окошечка дует, — вдруг весь забеспокоился один.
И не успел он закончить фразы, как другой уже потянулся закрывать.
— Не-ет-с! Окошко тут ни при чем! — зловеще торжествовал Овсяткин. — Ни при чем! «И не в шитье была тут сила». Да-с!
Кондуктора вышли на площадку.
— Слышал?
— Да, уж что тут. Дело дрянь. Я сразу заметил, что за цапля едет.
— Пронеси, ты, Господи!
— А я еще, как на грех рядом с ним мужика посадил. Личность необразованная, — сидит, воблу жует. Бе-еда!
А Овсяткин ехал в позе распекающего генерала и думал:
— Жил-жил и дожил. Служил-служил и дослужился. Сек-рет-нейшее предписание высочайшей важности! Н-да-с! Ин-ког-нито! Я им покажу! Я их подтяну! Будут знать! Попомнят! Кондуктор!
— Чего прикажете, ваше высокобла…
— Отчего там четверо сидят, а тут пустая скамейка? А? Я тебя спрашиваю, — отчего? А?
— Виноват-с, это они сами так пожелали-с. Народ, значит, семейный, так целым гнездом и едут-с!
