Зачем, например, тебя понесло в прошлый четверг к Погодиным? Ведь глупо! Ну, сознайся, что глупо! Нет, ты сознайся хоть раз! Кроме того, я хотела тебя попросить… подожди, куда же ты? Да мне самой некогда! Вот чудачка! Воображает, что она одна занятой человек! Я еще утром должна была написать че-ты-ре… Да подожди же, Господи! Я хотела только сказать, что мое белое боа… Ну, ушла, и черт с тобой! Ужасно, подумаешь, огорчила!
Сунься-ка другой раз с разговорами! Я тебя и слушать не стану.
У меня, милая моя, может быть, дела-то побольше, чем у тебя!
Ужасный характер!
Из кухни долго неслись всхлипыванья, оханья и вздохи, которые, становясь все громче, перешли, наконец, в гнусавое бабье причитанье:
«И на ка-во-о ты-ы на-ас!..»
Тогда барыня встала, отложила газету, сняла пенсне и пошла в кухню.
На сундуке у окна сидела Палагея, закрыв голову передником, качалась из стороны в сторону и громко выла.
Барыня посмотрела, послушала — и все поняла: у Палагеи, очевидно, был в деревне незаконный ребенок, который умер.
— Палагея! — сказала барыня. — Прежде всего, будьте благоразумны. Ваши вопли привлекут к себе внимание соседей, и вам самой же будет неприятно удовлетворять их праздное любопытство.
Палагея показала из-под передника один глаз, голубой с красными жилками, и сказала горько:
— А мне что! А по мне пущай все слышут! И был, и сплыл, и куда я теперь!
— Нехорошо роптать, Палагея! — строго остановила барыня. — Нужно покориться. Бог дал, Бог и взял!
— Бо-ог? — вдруг озлилась Палагея. — Какой же он Бог, коли он ни прачке, ни в мясную — никому не заплатил!
Барыня удивилась и от удивления даже надела пенсне.
— Что такое? Разве он был уже взрослый?
— Старый он был! Кабы не старый, я бы и не поверила! Ведь шутка сказать — восемнадцать рублев! Во-семна-адцать!
— Да о ком ты говоришь?
— Да про него же говорю, про генерала из пятого номеру. Дай, — говорит, — Полинька, взаймы. Я, — говорит, — тебе через месяц по телефону вышлю! А сегодня, — дворник говорит, — квартиру передал, а сам уехал. И на кого-о ты на-ас…
Барыня послушала, покачала головой и поехала к мадам Тузякиной, передовой женщине, посоветоваться насчет Палагеи.
Мадам Тузякина отнеслась к делу очень серьезно, с самой идейной стороны.
— Вы во многом виноваты! — сказала она Палагеиной барыне. — Вы привезли из деревни некультурную женщину и бросили ее в водоворот столичной жизни. Разве вы не сознаете, что на вас лежит обязанность развить ее? Она грамотная?
