Проходя мимо двери в ванную, хищно ощерился.
Когда в половине седьмого зазвенел будильник, он выбрался из кровати, потащился в ванную, осторожно переступил порог.
Увидел, что раковина пуста.
— Слава Богу, — дрожащим голосом прошептал он. Волна облегчения накрыла его с головой. — О, слава Б…
Палец выскочил, как черт из табакерки, словно откликнувшись на его голос. Три раза крутанулся вокруг своей оси, и потом согнулся в верхней суставе, словно ирландский сеттер, готовый броситься за добычей. А указывала верхняя фаланга на него.
Говард отступил от раковины, не подозревая, что его губы разошлись в зверином оскале.
А кончик пальца поднимался и опускался, поднимался и опускался… словно палец здоровался с ним. Доброе утро, Говард, как приятно тебя видеть.
— Пошел на хер, — пробормотал Говард и решительно повернулся лицом к унитазу. Попытался отлить… бесполезно. Его захлестнула ярость, захотелось ухватиться за палец, вырвать его, бросить на пол и топтать, топтать, топтать…
— Говард? — простонала за дверью Ви. Постучала. — Ты скоро?
— Да, — он приложил все силы, чтобы голос звучал, как обычно. Спустил воду.
Но Ви абсолютно не волновало, как звучит голос Говарда, она даже не вскинула на мужа глаза, чтобы посмотреть, как он выглядит. В это утро она мучилась от похмелья.
— Не самое ужасное, которое мне довелось испытать, но одно из худших, — пробормотала Ви, протискиваясь мимо него, поддернула ночнушку, плюхнулась на сидение. Прижала руку ко лбу. — Нет, больше я эту гадость не покупаю. «Американское зерновое», что б оно лопнуло. Кто-то должен сказать этим пивоварам, что удобряют зерно при посеве, а не после жатвы. Чтобы от трех паршивых банок пива так болела голова! Боже! Не зря говорят, скупой платит дважды. Задешево качественный товар не продают. Особенно на распродаже у этих Лаксов. Гоуви, будь хорошим мальчиком, дай мне аспирин.
— Уже несу.
Он осторожно приблизился к раковине. Палец исчез. Похоже, боялся Ви. В аптечном шкафчике Говард взял пузырек аспирина, вытряс из него две таблетки. Когда ставил пузырек на место, вроде бы увидел кончик пальца, который на мгновение высунулся из сливного отверстия. На четверть дюйма, не больше. Покачался, прежде чем скрыться из виду.
Я намерен от тебя избавиться, друг мой, внезапно подумал Говард. Вместе с этой мыслью пришла злость, холодная, рациональная злость. И его это порадовало. Злость эта прочистила ему мозги, точно так же, как советские ледоколы прочищали фарватер Северного морского пути. Я до тебя доберусь. Еще не знаю, как, но обязательно доберусь.
