Девятный Спас | страница 17



— Вон она, вон! — показал Алёшка.

* * *

Бабинька, хромая, спустилась с плотины, подошла к малому круглому пригорку, расположенному меж избой и рекой. Села там, в густой траве, закопошилась. Не то собирала что-то, не то выдергивала.

— Чего это она? — выдохнул Митька.

Алёша со знанием дела объяснил:

— Ворожит. Новолетье, луна полная. Самое ихнее колдунье время.

Тут луна, блеснув напоследок, совсем ушла за тучи, и на реку, на берег наползла черная-пречерная мгла, ничего не разглядеть. Небо гневно рокотнуло, сверкнуло зарницей.

Мир на миг вновь осветился, но только на пригорке никого уже не было. С первым же звуком грозы ведьма исчезла.

Митя, самый впечатлительный из всех, вскрикнул. Да и остальные заежились.

— Молитеся, — велел приятелям Алёшка и первый деловито закрестился. — Хуже нет приметы, ежели в новолетную ночь гроза застигнет, да еще в таком поганом месте. «Помилуй нас, Господи, помилуй нас, всякаго бо ответа недоумеюще, сию Ти молитву яко Владыце грешнии приносим: помилуй нас…»

— Гляньте! — прервал поповича Илейка, показывая на избу. Околцы там наполнились красноватым светом — будто у дома зажглись налитые кровью глаза. — Там она! Айда за мной!

И побежал вперед, к плотине. Митьша догнал сразу, не замешкал. Алёшке бороть страх было трудней, но стыд оказался сильнее. Наскоро добормотав спасительный псалом, рыжий кинулся следом.

Через вышнюю черноту прочертился золотой зигзаг, с треском расколовший небеса напополам, и в раскрывшиеся хляби вниз полило дождем. Вода теперь была повсюду: сверху, с боков, снизу — да шумная, озорная, бурливая.

Доски, что лежали над местом прудного стока, вблизи оказались довольно широкими и под мальчишескими легкими ногами не прогнулись, даже не заскрипели.

Малую толику времени спустя приятели уже прятались от ливня под стрехой. Тянулись на цыпочки, заглянуть в оконце. Так и застыли плечо к плечу, затаив дыханье.

Ничего крепко ужасного внутри они, по правде сказать, не увидели.

Красноватый свет был не бесовского происхождения, а обыкновенного, от лучины. Горница как горница: стол, вдоль стен лавки, в углу белым прямоугольником печь. Удивительно лишь, что ни сора на полу, ни пыли. Прибрано, чисто, хоть гостей принимай.

— А божницы-то нету, — шепнул приметливый Лёшка и прикусил язык, потому что из дальнего темного угла вышла Бабинька.

Села к столу, стала разворачивать холщовую тряпицу. В ней что-то сверкнуло.

— Мандракорень! — ахнул Лёшка. — Сейчас Царь-Девицей обернется!