Джалалиддин Руми | страница 83



— Какое чудо смелости явил Мевляна! Не устрашиться воинов Байджу! Чудо!

Чудо смелости?! При чем здесь смелость!

Не смерти, а слепоты сердца и разума страшился он. О пленники собственного невежества! Своего страха надо вам страшиться, своей покорности небесным сферам, властителям, собственным страстям! Какая тьма вокруг, какая тьма в головах! Не видать ей ни конца, ни края. И никакое слово, никакое деяние не в силах с ней покончить…

В исступлении обернулся он на голос. Взлетела вверх рука:
Ни сфер небесных, ни творца я знать не знаю, знать не знаю!
Напрасно не ищи путей! — твердят. — Ступай скорей сюда!
А как ступают в никуда, я знать не знаю, знать не знаю.
То душу мне перевернет, то, взяв за шиворот, тряхнет.
А кто — кудесник иль злодей? Я знать не знаю, знать не знаю.
Я вижу: мир стоит, как лев, а перед ним — баранов хлев.
Но ни баранов и ни льва я знать не знаю, знать не знаю.
Ищу я русла, как поток, что и меня с собой увлек.
Но русло где и где поток, я знать не знаю, знать не знаю.
Шумит базар, хваля товар, а я — заблудшее дитя.
И что за шум, что за базар, я знать не знаю, знать не знаю.
Меня то хвалят, то бранят, то превозносят, то хулят.
Но тех, кто хвалит, кто хулит, я знать не знаю, знать не знаю.
Земля, что мать, а небеса — отец. Детей своих, как кошки, пожирают,
И мать такую, и отца я знать не знаю, знать не знаю.
Пусть каждый миг сто тысяч стрел нам длани власти в грудь вонзают.
Ни этих дланей и ни стрел я знать не знаю, знать не знаю.
Я из младенчества ушел, ряды врагов, как воин, прорубаю.
И ни наставников, ни нянек знать не знаю.
Я повинуюсь Истине одной, лишь ей, султану всех султанов.
Байджу, Батыя, прочих ханов я знать не знаю, знать не знаю.
Я греков, тюрок сердцем обнимаю. Монголов, даже их обнять могу.
Так что мне до ильхана Хулагу? Я и его-то знать не знаю, знать не знаю.

Какое счастье, что он тогда не ошибся. Войско Байджу так и не вошло в город: некогда было. Хулагу уже готовился к походу на Багдад.

По совету Перване вельможи, купцы, ремесленные цехи, весь город собрали огромный выкуп — скотом, деньгами, драгоценностями, редкостными изделиями мастеров, — который был милостиво принят монгольским военачальником.

Посадив на престол султана Рюкнеддина, Байджу удовольствовался тем, что приказал срыть крепостные стены вокруг всех городов сельджукской державы, дабы не могли они впредь оказывать сопротивления монголам.

Но для Коньи, чтобы не умалять ее в глазах удельных беев, было сделано исключение. И вот такие же прочные и невредимые, как в тот день, когда он увидел их во всем великолепии, стоят стены Коньи под его теперь уже слабыми старческими ногами.