Когда Сике перевел присутствующим эти слова, инженер Толя предложил выпить за искусство Мамаду, а после того, как все, в том числе и Камара, за которым ревниво проследил повар, с удовольствием выпили, гость сказал со вздохом:
— А мы так было замаялись с нашим кулинаром…
— Что так? — спросил команданте Гагарин.
Мамаду, заинтересовавшись промахами своего неизвестного собрата, подсел к переводчику:
— Будь другом, Сике, как можно подробнее!
Тот лишь подмигнул успокаивающе.
— Что так? — повторил команданте Гагарин, обращаясь к гостю,
— Понимаете, наш Муса хотя в Париже и не учился, но много лет был личным поваром у французского плантатора. Плантатор же, как и все члены его семьи, никогда физически не работал, большую часть времени проводил за приятными беседами, развалившись в шезлонге, и требования его к пище были совсем не такими, как наши.
— Требования гурмана, тонкого ценителя тонких блюд.
— Вот именно… Ну, Муса и привык к тому, что для белого человека нужны самые изысканные кушанья. И вот приезжаем мы, тоже белые люди, которые в его представлении отличаются одним: тех он боялся и ненавидел, нас же уважает и ценит, как истинных друзей. Значит, надо тем более постараться, и он начал потчевать нас этакими тертыми-перетертыми супами, кашками, киселями и прочей диетической пищей…
— Буржуазно-диетической, — вставил инженер Женя под общий смех.
— Можно и так определить, — согласился гость. — Словом, полуголодное существование влачить стали. Приедем с трассы, за день, что черти, уработаемся, тут бы поесть как надо, а Муса тащит на стол пропущенный через ситечко супец…
— Ой-я-ха! — совсем некстати прыснул этот невоспитанный бегемот Камара, которому никогда уже не научиться вести себя в обществе порядочных людей.
Гость улыбнулся Камаре и продолжал:
— И, думаете, как мы вылечили нашего повара?..
— Ну-ну, — привстал инженер Женя.
— Мы его обучили твоему рецепту, — сказал гость, обращаясь к инженеру Жене. — Правда, перед этим свозили разок с собой на трассу.
— Зачем это?
— Решили показать, чем наш рабочий день отличается от рабочего дня французского плантатора… Дали Мусе рейку, и он все восемь часов ходил вместе с нами под его родным африканским солнцем: прогнали несколько теодолитных ходов, произвели съемку местности. Короче, уложили десяток километров трассы. Когда вернулись на базу, Муса закричал: «О-о-о, как я хочу есть!»
— Неплохо, в общем-то, придумали, — одобрил инженер Женя. — А мы другой выход нашли…
