— Чилиец Неруда, — сказал он секущимся голосом, — Пабло Неруда назвал Сталинград орденом Мужества на груди Земли. Большой кровью полит этот орден!
А перед тем, как возвратиться на площадь, когда уже покидали зал, приостановился и, обернувшись к Вечному Огню, снова вызвал в воображении тысячеголосый всплеск:
— Здра… жел… тов-щ командарм!
— Прощайте, ребятушки-братушки! — прошептал, выходя на солнце.
Адъютант отделился от группы:
— Вы что-то сказали, товарищ маршал?
— Нет! — вскинулся он, однако тут же поправил себя — выдавил с неожиданно пробившейся наружу печалью — Впрочем, вот что…
И — прервался. Что-то мешало продолжить.
Молчание затянулось.
— Слушаю вас! — напомнил о себе адъютант.
Маршал не отозвался. Замедлив шаг, он в напряженном прищуре ощупывал глазами четко обозначенный прямоугольник площади. Так, будто до этого ни разу не представилось случая вглядеться в его контуры.
Наконец заговорил отрывисто, приглушая почти до шепота неподдающийся бас:
— По-доброму, здесь… с ними… мне лежать. Как считаешь? — И, не дав ответить, попросил: — Поможешь выбрать место?
— Да, но…
— Полко-овник, мы же военные люди… Может, тут вот?
Остановился у поребрика, отделившего одетую в бетон часть площади от живой, засеянной травою полоски земли.
— Что скажешь?
Опять не стал ждать ответа — прошел немного вперед, потом вернулся, постоял в молчании перед зеленым островком.
— Нет, лучшего места, право, не найти, — успокоенно повел рукою, оглядывая, вбирая в себя и купол зала Воинской Славы, и Скорбящую Мать, и женщину с мечом во вскинутой руке на вершине кургана — Здесь все как на ладони, все будет на глазах… Самое то, как сказал бы наш новый друг Петр сын Андреев.
— Вы меня, товарищ маршал? — выступил из-за спины адъютанта водитель.
— А ты как тут?
— Так машину же пригнал. Подумал — может, хотя бы вниз согласитесь со мной?
— Твоя взяла, уговорил.
…В машине адъютант все же решился завести разговор о встревожившем его настроении маршала.
— С чего вдруг вздумалось? — начал он, бодрясь. — Странное какое-то… Какая-то странная…
— Ничего странного, Анатолий Иваныч, — не дал продолжить маршал. — Я реалист и отдаю себе отчет: на курган больше не поднимусь. Не осилить. Так почему было заблаговременно не определиться?
Грустно усмехнулся, добавил:
— Прошу тебя быть, как это делалось в прежние времена, моим душеприказчиком. Не подведи!
Внизу, когда уже порядочно отъехали, попросил водителя остановиться. Выбрался, подстанывая сильнее обычного, наружу и, прикрывшись подрагивающей ладошкой от солнца, долго глядел на вершину кургана, на женщину с мечом во вскинутой руке.
