Цветы Солдатского поля | страница 4



— Двинулись?

Остались позади первые три десятка ступеней. На площадке маршал склонился над тростью, едва не касаясь грудью набалдашника, постоял так, хватая ртом знойный воздух. Распрямившись, промокнул платком лицо, шею, сказал, ни к кому не обращаясь:

— Немного не рассчитал. Взял темп выше возможностей.

До этой минуты никто не решался лезть ему на глаза, теперь подал голос адъютант:

— Может, вернемся? Машина — вон она…

Маршал промолчал, лишь метнул из-под тяжелых бровей сердитый взгляд; пристукнув тростью, пошагал дальше.

Подошли к искусственному озерцу, охваченному кольцом каменного парапета. В центре вздымалась над водой гранитная, с широкими затесами глыба — из нее выступала по пояс скульптура воина: волевое, исполненное решимости лицо, мускулистый торс, в одной руке — автомат, в другой — занесенная для броска противотанковая граната.

На глыбе читалось процарапанное в горячке боя:

«Стоять насмерть!»

— Не оружием мы отстояли Сталинград, — негромко проговорил маршал, медленно обходя монумент по кругу, вдоль усыпанного цветами парапета, — не оружием — силой духа. Беспримерной силой духа. За это Мамаев курган и был назван Главной высотой России.

Позади монумента начинался многоступенчатый лестничный марш, огражденный с обеих сторон каменными стенами с рельефным изображением сталинградских руин — полуразрушенной, исклеванной осколками кирпичной кладки, перемежаемой мертвыми бельмами оконных провалов, сорванными с петель дверьми, покореженными балками, торопливыми солдатскими автографами… На фоне истерзанных строений бугрились фигуры бойцов — с оружием в руках, в напряжении схватки.

Включилась магнитофонная запись, имитирующая звуки боя. Маршал тронул за рукав адъютанта:

— Анатолий Иваныч, будь добр, попроси: пусть уберут.

Нет, он не мог сказать худого об этом музыкальном сопровождении — все было сделано с тактом и большим искусством. Просто сейчас хотелось остаться наедине с другими звуками. Звуками, какие жили в нем самом.

Жили с тех кромешных дней, когда разрывы бомб и снарядов, сотрясавшие курган, воспринимались всего лишь как фон, пусть поминутно грозящий гибелью, но все равно фон, а главным, жизненно важным было: «Я — ВИЧ, я — ВИЧ, отзовитесь!..»

Осиплые голоса дежурных связистов, ни на час не умолкавшие под сводами штабной землянки, стали в том аду частью бытия, частью его существа. Он и сейчас, спустя десятилетия, просыпается ночами не у себя дома, а тут, в своем фронтовом обиталище, заглубленном в береговом откосе у подножия кургана, просыпается от принесенной из тайников подсознания незарубцевавшейся тревоги: почему замолчала рация?..