— Я не был в России, — резко ответил Валид. — Ты моя жена, и между нами должно быть полное доверие.
— Если ты не был в России, значит, кто‑то из русских девушек готовил тебе его здесь, — тут же сделала я заключение. — Это была Надя?
— Нет, не Надя.
— А кто? Валид, а у тебя до меня было много русских туристок?
— Я не хочу отвечать на этот вопрос. Я же не спрашиваю тебя о том, сколько мужчин у тебя было до того, как ты стала моей женой.
— Если бы я знала, что на свете есть ТЫ, то мне бы вообще никаких мужчин не нужно было, — сказала я и взяла мужа за руку — мы уже подъезжали к дому его родителей.
Разговор о русском борще никак не выходил у меня из головы и почему‑то вызывал во мне жгучую ревность. У самого входа в дом я не выдержала и укоризненно произнесла:
— И все же я в сто раз лучше готовлю русский борщ, чем та девушка, которая тебе его когда‑то варила.
— Это не мужская еда, — пробурчал муж и вошел в дом.
В предвкушении скорого отъезда в Хургаду я встала как можно раньше, собрала сумку с вещами и пошла на кухню для того, чтобы приготовить мужу его любимую похлебку из оранжевой чечевицы, напоминающую по вкусу гороховый суп, только более острую. Так как суп из чечевицы подают вместе с лимонным соком, я стала тщательно мыть маленькие кругленькие лимончики, которые отличались от наших формой, и размером они были чуть больше, чем оливки.
В этот момент я почувствовала, что кто‑то коснулся моей ягодицы. Я вздрогнула и увидела рядом с собой Ахмеда.
— Ты что себе позволяешь? — не удержавшись, я ударила его по руке.
— Это ты что себе позволяешь? — Ахмед посмотрел на меня таким взглядом, что меня парализовал страх. — Я буду тебя трогать сколько хочу. Скоро я буду тебя иметь. Ты забыла, что убила Мухаммеда?
— Я не специально.
— Я могу засадить тебя в тюрьму. Не заставляй меня это делать. Тебе лучше не знать, какие в Египте страшные тюрьмы.
При этом Ахмед ущипнул меня за ягодицу так сильно, что я слегка вскрикнула и залилась алой краской.
— Ты что? Больно же! Может кто‑нибудь войти.
И я, действительно, оказалась права. В ту же минуту на кухню вошла свекровь и стала проверять, как я готовлю суп. Ахмед сразу же ретировался в неизвестном направлении, а свекровь начала что‑то громко говорить на непонятном для меня арабском языке, а чуть позже она перешла на крик. Нетрудно было догадаться, что она на меня за что‑то ругается. Какое‑то время я старалась не обращать на свекровь внимания, но, убедив себя в том, что я делаю все правильно и она незаслуженно кричит на меня, я с трудом удержала себя от того, чтобы не ударить ее половником, и сквозь зубы спросила:
