Я отпустил девчонку и сконфуженно нагнулся к ведру. Там плавало с десяток плотвиц и два окуня.
— На уху хватит, — миролюбиво сказал я.
— Разве это рыба? — Она взяла ведро и выплеснула весь улов в речку. Выплеснула и даже не поморщилась. — На Каспии я кефаль по два килограмма вытаскивала.
— А капитаном теплохода ты не была? — спросил я.
— Надо было ведро тебе на голову опрокинуть, — сказала девчонка. — Сверху.
— На Каспии научилась так разговаривать со старшими?
— Старший… Ха! — сказала девчонка. — Не смеши.
Эта девчонка начала меня раздражать. Ей слово — она два.
— Забирай свои удочки и… к маме! — скомандовал я.
Девчонка подтянула повыше черные штаны, повернулась ко мне спиной. Ноги у нее были длинные, на смуглых икрах белели царапины: ободралась на дереве. Она подняла с травы удочку, сунула под мышку.
— Ты в Одессе был? — спросила девчонка. И сама ответила: — Не был. И ты не знаешь, где бананы растут. Ты ничего не знаешь.
Насчет Одессы и бананов она была права. В Одессе я никогда не был, Слышал, что ее почему-то называют Одесса-мама. А бананы вообще в глаза не видал. И не знал, с чем их едят. Говорили, что они растут в жарких странах.
Я сказал:
— Бананы я ел пачками… За свою жизнь — съел вагон. Мне привозили их из субтропиков. Но это не важно. Важно другое. Почему ты в штанах?
У девчонки покраснели маленькие уши. От злости. Она пяткой выдолбила в земле лунку.
— О-о, я очень извиняюсь. — Девчонка жеманно присела. — Забыла тебя спросить, глупый банан!
— Я, может быть, и глупый банан, но юбку бы на себя не надел.
— А тебе юбка больше к лицу… — Девчонка хихикнула.
— Тебя давно последний раз били? — спросил я.
— Меня не бьют, — нахмурилась девчонка. — Никогда. Покинь этот остров. И чем быстрее, тем лучше.
Она сделала два быстрых шага ко мне. Глаза ее сузились, как у рыси, и еще больше позеленели. Она и вправду была похожа на рысь: движения легкие, стремительные и вместе с тем плавные. И ступала она неслышно, не оставляя следов.
— Приди сюда только… — почему-то шепотом сказала девчонка. — С берега спущу…
Подхватила порожнее ведро и, чуть покачиваясь, легко зашагала по тропинке, которая вела к дому. Дом когда-то был оштукатурен. Теперь облез. Там, где штукатурка отвалилась, виднелась желтая щепа, выпиравшая из стены, как ребра. Я смотрел вслед этой злюке-рыси и улыбался. Я был рад, что разозлил ее. Но тут я вспомнил про Алку, Герку-барабанщика и перестал улыбаться.
— Эй ты, шаланда, полная кефали! — крикнул я девчонке. — Погоди!
