— Дождь…
Девчонки посмотрели на небо, подставили ладошки.
— Кончился, — сказали они.
Весь день лил, проклятый, а тут и вправду кончился! Хотя бы одна капля для смеха упала с неба.
— Был дождь, и вот нету, — сказал я.
— Нету, — какими-то странными голосами подтвердили девчонки.
— К вечеру опять зарядит, — сказал я, проклиная себя. Ну чего я привязался к этому дождю?
Девчонки быстро нагнулись, подхватили носилки и ушли. До ямы метров сто. Вернутся они минут через пять. За это время нужно что-нибудь поумнее дождя придумать. Воткнув лопату в мусор, я стал думать. Как всегда в таких случаях, в голову ничего путного не лезло.
Девчонки пришли, бросили носилки.
— Дожди всегда осенью бывают, — сказала светлоглазая.
— И весной, — сказала Тумба.
— И летом, — сказала светлоглазая.
— И зимой, — сказала Тумба. — Правда, редко.
Уши мои запылали. Я повернулся к девчонкам спиной, поддел лопатой гору мусора и швырнул на носилки. Мусор с грохотом раскатился по доскам.
— А снег летом бывает? — спросила Тумба.
Это было не смешно. Глупо. Любая шутка, если она затягивается, становится глупой. В душе я был рад, что этот вопрос задала Тумба, а не светлоглазая. Когда носилки были наполнены, я выволок из свалки большущий камень и положил сверху.
— Мы не лошади, — сказала светлоглазая.
— Не валяйте дурака, — сказал я. — Тащите.
Тумба подергала за ручки носилок, охнула:
— Не поднять.
— Подымете, — сказал я.
Они с трудом оторвали носилки от земли и, покачиваясь, потащили к яме. Я смотрел им вслед и усмехался: это вам не снег… и не дождь. Пигалицы!
Понемногу у меня с девчонками наладились нормальные взаимоотношения. Камней я им больше не клал, а они перестали толковать про дождь и снег. От них я узнал, что в техникуме пока занятий нет: вместо потолка в аудиториях небо. Не все еще преподаватели прибыли: квартир нет. Все приходится строить самим: и учебный корпус, и общежитие. К годовщине Октябрьской революции всё должны закончить. Девятого ноября — первый день занятий.
— Ты на паровозном? — спросила светлоглазая. Ее звали Алла.
— На паровозном, — сказал я. И сам не понимаю, зачем соврал.
— Ваша аудитория рядом с нашей, — сообщила Тумба.
У нее и имя было какое-то дурацкое — Анжелика. Где такое выкопали? У меня тоже имя было не ахти какое: Ким. Коммунистический Интернационал Молодежи. Ну какой я Интернационал? Директорша школы, из которой меня выгнали в три шеи, рыжая Аннушка, публично заявила, что у меня сознательности и на один грош не наберется. Это имя мне родной отец удружил. У него сознательности хватило: имя-то подобрал идейное, а вот семью бросил.
