Энджи хотела возразить, что она вовсе не его подруга, но сил уже не было. Она попыталась оторвать голову от подушки:
— Я не могу оставаться здесь до… а-апчхи…
— Отдыхайте, — строго велел доктор.
— О, я уж прослежу за этим, — мрачно сказал Риккардо.
По правде говоря, это было настоящее блаженство. Ради этого стоило заболеть. Потому что Энджи еще никогда так не баловали. Даже когда она была моложе, баловали всегда Сэлли, ее младшую сестренку. Сэлли, которая была папиной любимицей и которая была так безутешна после его смерти, что требовала постоянного повышенного внимания от своей скорбящей матери. И от Энджи — вечной утешительницей их обеих. Всегда надежной Энджи, которая смиренно все принимала и никогда ни на что не жаловалась.
Две ночи и два дня она пролежала в поту, то засыпая, то опять просыпаясь. Однажды — к своему большому смущению — она увидела, что Риккардо, засучив рукава, обтирает губкой, смоченной в теплой воде, ее обнаженное тело. Слабые руки взметнулись в нерешительной попытке прикрыть пылающую грудь, но он остановил ее строгим взглядом.
«Интересно, — думал Риккардо, — что бы она сказала, если бы осознала, что в последнюю ночь, в бреду, прижималась к нему и умоляла не оставлять ее?» И ему потребовалось мобилизовать всю свою волю, чтобы прикрыть ее тонкой простыней, вместо того, чтобы обнять ее дрожащее тело, как она просила…
Однако на третий день Энджи проснулась от запаха кофе и ощущения того, что кто-то вынул из ее головы вату, которая почему-то там была. Испуганно заморгав, она с недоумением осмотрелась. Ее быстро проясняющаяся голова отметила огромные размеры спальни, и ее недоумение еще больше усилилось. А потом все поняла.
Она находилась в спальне Риккардо! Лежала в его постели. Одна.
Энджи огляделась. Мебель была старинной, полированной. На стенах висели изумительные тосканские пейзажи. Белоснежные розы в вазе источали тончайший аромат, из огромных окон открывался вид на Грин-парк. Ее кожу ласкала какая-то нежная ткань, а приподняв простыню, она увидела, что на ней надета элегантная длинная ночная шелковая рубашка. А это еще откуда?
Ее ноги были очень слабыми, и на то, чтобы встать с постели, ей потребовалось время. Но через несколько минут Энджи почувствовала себя достаточно окрепшей, чтобы двигаться, и направилась в смежную ванную комнату с уверенностью человека, который бывал здесь и раньше, хотя и не помнил, когда именно. Взглянув на себя в зеркало, она едва не закричала. И было от чего.
