История советского библиофильства | страница 32



Несмотря на все трудности, в течение 1918 г. еще продолжали существовать некоторые частные книжные предприятия. Правда, ни одного антикварного или букинистического каталога со второй половины 1917 г. не было издано, однако в первой половине 1918 г, появился третий выпуск «Описания русских книжных знаков (Ex-libris)» У. Г. Иваска, изданный антикварным магазином «Библиофил» (И. П. Сотникова) в количестве 400 экземпляров. Кажется, это был последний всплеск откатывавшейся волны.

В конце 1918 г. в газете «Известия» было сообщено, что «по постановлению Коллегии Центрального комитета государственных библиотек Румянцевскому музею передано богатейшее собрание книг, рукописей и гравюр, принадлежавшее антиквару П. П. Шибанову. Та же часть собрания Шибанова, которая окажется излишней для Румянцевского музея, будет передана Библиотечному отделу Комиссариата народного просвещения для организованного им национального Книжного фонда, куда уже перешли из частных рук многие ценные книжные собрания» (15).

В «Известиях ВЦИК» (1918, № 206) было опубликовано постановление Президиума Московского Совета об отмене в срочном порядке конфискации книжного магазина Карцева. Возможно, это решение было вызвано особым характером данного предприятия, единственного, кажется, в Москве специального медицинского книжного магазина (А. А. Карцев и сыновья. Магазин существовал с 1884 г.; находился на Моховой, 20).

На смену частновладельческим антикварным и букинистическим магазинам в 1918–1919 гг. пришли книжные лавки, открывавшиеся действительными или фиктивными кооперативами бывших книжников. Однако в истории советского библиофильства и антикварной книжной торговли эти книжные магазины не оставили никаких следов. В то же время стали возникать книжные лавки писателей. Последние появились как-то стихийно в Москве, Ленинграде, Казани и, возможно, и в других городах.

Первая Книжная лавка писателей в Москве была открыта в сентябре 1918 г. по инициативе П. П. Муратова и просуществовала до 1922 г. В число ее пайщиков входили литераторы М. А. Осоргин, В. Ф. Ходасевич, Б. А. Грифцов, А. С. Яковлев, А. К. Дживелегов и др. До 1921 г. эта книжная лавка помещалась в доме № 16 по Леонтьевскому пер. (ныне ул. Станиславского), а последний год — на Большой Никитской (теперешней ул. Герцена), д. № 22. Через руки писателей-книгопродавцев прошло огромное множество книг, нередко редчайших. Так, один из участников Книжной лавки писателей, М. А. Осоргин позднее вспоминал: «Книги, выбрасываемые на рынок частными лицами, менявшими их на хлеб насущный, вообще потеряли всякую цену. И любопытно, что ниже всего ценилось то, что в обычное время разыскивалось как книжная редкость. Французские изящные томики восемнадцатого века, старинные кожаные томы книг старообрядческих, редчайшие собрания гравюр, русские уникумы времен Петра Первого, альды и эльзевиры, — все это шло по цене нескольких фунтов черного хлеба и покупалось только чудаками… В высокой цене (сравнительно, конечно) были только энциклопедические и всякие другие словари, справочники, полные собрания классиков и книги по искусству». «Что такое „высокая цена“ будет ясно, — продолжает М. А. Осоргин, — если я поясню, что пять томов („Истории русского искусства“) Грабаря (книга постоянного и высокого спроса) стоили обычно до двух пудов ржаной муки, — меньше трех рублей мирного времени, — словарь Брокгауза (86 полутомов в переплетах) выше трех-пяти пудов не подымался. Дешевле полукопейки золотом я купил, в нашей же Лавке, одну старинную книжку („Щеголеватая аптека“), которой нет ни в одной публичной библиотеке России, за копейку — „Грациана“ времени Анны Иоанновны; за два-три рубля предприимчивый человек мог приобрести у нас все семь альбомов издания гравюр Ровинского. Такие покупатели-„чудаки“ все же встречались и нельзя им не позавидовать» (125).