Оррен засомневался, не ошибся ли домом. Мордашки, подставленные ему для поцелуя, были явно умиротворенными, а вовсе не требовательными, как раньше. Даже его Солнышко не прилипла к нему по своему обыкновению, что всегда случалось после его продолжительного отсутствия. Вместо этого она приветственно засмеялась и чмокнула его в щеку.
Янси пустилась в рассказы:
— Мы ходили в воскресную школу. И там было много детей. И песенки. И сказки с бумажными куколками. И девочка Ева. И высокий дядя сказал, что Мэтти — наша мама.
— Как наша мама, — поправила ее Рыжик.
— Могла бы быть нашей мамой, — тут же внес ясность Чэз.
Потрясенный Оррен взглянул на Мэтти и обнаружил, что ее щеки очаровательно покраснели. Однако она выдержала его взгляд, а потом повернулась к малышке.
— Кэнди, почему ты не расскажешь папе, что ты делала в воскресной школе?
Кэнди Сью ткнула слюнявым пальчиком в Мэтти и сказала:
— Я сидела у тебя на лучках.
— А почему ты это делала?
Кэнди Сью посмотрела на нее странным взглядом.
— Я юбью тебя.
Мэтти улыбнулась.
— Нет, лапочка. Я спрашиваю, почему ты не стала играть с другими детишками?
— Потому сто я юбью тебя.
— Я тоже люблю тебя. — Мэтти посмотрела на Оррена. — Я взяла ее с собой на богослужение, потому что она не захотела расстаться со мной, когда я попыталась оставить ее в группе.
Оррен решил, что пора сменить тему.
— Обед выглядит аппетитно. Это что?
— Цыпленок и клецки.
Оррен выдвинул стул, сел и тут же опомнился. Он снова вскочил и обошел вокруг стола, чтобы выдвинуть стул для Мэтти. Лучше бы он этого не делал! Дети молча обменялись многозначительными взглядами, а Мэтти неожиданно посмотрела на него увлажнившимися глазами. Он почувствовал, что его щеки горят. К тому моменту, когда Мэтти села, и он придвинул ее стул к столу, полыхало уже все его тело. Оррен поспешно вернулся на свое место, опустился на стул, без всяких предисловий наклонил голову и начал молиться:
— Благодарю тебя, Господи, за эту пищу и за то, что ты позволил мне заработать дополнительные деньги. — Он открыл было рот, чтобы произнести «Аминь», но услышал свой собственный голос, произносивший: — И… и спасибо за моих детей. — После этого ничего не оставалось, как договорить до конца: — И спасибо за наш дом. У меня не было ни настоящего дома, ни семьи, когда я был мальчиком, так что ты знаешь, что это все значит для меня сейчас. — Он снова подумал, что закончил, но тут почувствовал, что должен добавить еще одну фразу. Для этого ему потребовалось сделать гораздо более глубокий вдох, чем раньше, поэтому он набрал полную грудь воздуха, прежде чем сказать: — И спасибо за Мэтти, за то, что она сделала для нас, и за то, что своими собственными руками приготовила этот обед. — Теперь наконец все было сказано, поэтому он произнес: — Аминь.
