Впрочем, самих музыкантов это не очень расстраивало. Оригинальность рок-н-ролльной жизни тех времен заключалась в частности и в том, что жизнь эта была практически независима от чего бы то ни было, в том числе и от публики. Для превращения в настоящего рокера достаточно было время от времени таскать по институтским коридорам какие-нибудь колонки, время от времени блуждать по тем же коридорам с загадочным видом, а в оставшееся время пить портвейн и разговаривать о музыке.
Ребята были студентами, портвейна вокруг — пруд пруди, разговоров и компаний — выше крыши. Там, в компаниях, и проглядывало время от времени одно довольно странное свойство Бутусова: он был прирожденным лидером, но как бы помимо воли. Приходил потихоньку, садился в уголок, сидел себе тихо, не стараясь привлечь общее внимание, но внимание само собой постепенно переключалось именно на него. «Особенно, когда он играл и на ходу придумывал гармонию, а пел английскую тарабарщину, — вспоминает Саша Зарубин. — И что-то из него шло, заставляло его слушать, какой-то кайф ловить… Так было, когда я еще только-только с ним познакомился, даже вместе еще не играли. В этих случаях Слава на удивление не визжал, пел хриплым, низким голосом; наверное, это ближе к тому, как он сейчас звучит. А манера, в которой он пел в общаге на танцах, была совсем другой, визжащей и кричащей.»
Так или иначе, в 82-м появилась первая запись, сработали ее втроем плюс Андрей Макаров, студент курсом помладше и звукооператор. Получился альбом, причем, без названия. Это очень интересная черта: обыкновенно начинающие рокеры в первую очередь придумывали название и группе, и десятку будущих альбомов, и только потом учились играть на гитарах. А «Группа из Промобщаги» существовала, записалась, и все без названия.
Альбом был готов, оставалось заставить хоть кого-то из рокеров его послушать, что было не так и просто. Разнообразие свердловской рок-н-ролльной жизни сводилось в те времена к постному выбору между «Треком» и «Урфин Джюсом», относившимися друг к другу, мягко говоря, прохладно. Первый являл собою объединение герметичное, напоминавшее религиозную секту с уклоном в философию и морализаторство… Оставался «УД», во главе которого стоял вездесущий и всеобъемлющий Сан Саныч Пантыкин, маленький, джинсовый, перманентный — в смысле волос, а не пространственно-временных характеристик — и страшно знаменитый, о чем сам не то, чтобы догадывался, а просто знал. И невзирая на прошлые встречи, добраться до него было сложно.
