— Смотри, «Наутилус» идет…
Шел и правда «НАУТИЛУС»… Потом прошел второй «НАУТИЛУС», потом третий… Ребят распирало от собственной «наутилости»; Слава мрачно веселился… Музыканты не понимали, в чем дело, но все равно обижались.
А с музыкой становилось все хуже, играть стало противно, музыканты на чем свет стоит крыли Бутусова, Кормильцева, друг друга и всех фанатов чохом. В головах царила смута. И всех почему-то страшно интересовал ответ на один простой вопрос: почему? Что такого нашла эта публика, чтоб ее, в «Наутилусе»?.. Откуда эта несчастная популярность, никому уже, кажется, ненужная? То приходили к выводу, что виной тому собственные очень профессиональные аранжировки, то склонялись к мысли, что все дело в текстах Кормильцева, которого, надо сказать, никто из музыкантов терпеть не мог. Но выходило, что если не его хвалить, придется хвалить Бутусова, что было бы слишком. Славу могли только ругать.
Мало того, музыканты перешли в оппозицию по вопросам коммерческим, тут во всяком случае всегда был повод придраться, а если не было, то можно его просто заподозрить. Требовали рассчитываться по-другому, хотя никто не знал, как именно, и почему-то всех страшно раздражала славина привычка с каждого концерта платить Кормильцеву. Все отказывались понимать, как за единожды написанный текст можно постоянно деньги получать. Спорадически вспыхивали натуральные бунты; в довершение всего введен был в те времена модный «бригадный подряд». Бригадиром избран был Витя Комаров, он «утрясал» проблемы со Славой и с администрацией, он записывал протоколы собраний коллектива. «Слушали — постановили…» Это не шутка, какие тут шутки. «Постановили увеличить ставку В. Бутусова, солиста и автора музыки группы „Nautilus Pompilius“ на сто рублей за единичное выступление…»
Слава то впадал в прострацию, то мучился одиночеством. И судорожно искал выход. В качестве такового и появился в июне Егор Белкин, старинный славин собутыльник, бывший гитарист «Урфин Джюса» и прочая, прочая… Стало легче, но не надолго, Белкин — тоже не подарок, да к тому же с философским образованием и неукротимой привычкой поучать, доблестный продолжатель велеречивых традиций Демосфена и Цицерона, хотя и не подозревавший о печальном конце обоих. Хотя был у него один подлинный козырь: на гитаре играл и поныне играет просто великолепно.
Скоро Слава опять искал выход, искал мучительно. И выход неотвратимо должен был выйти странен. Все понимали, что группа катится, но куда?
